— Увы, да, исторические источники содержат крайне мало упоминаний о стихийной водной магии такой силы, какую мы могли недавно наблюдать. Позвольте, я ознакомлю вас с ними, — он протягивает мастеру Гвеллану древний пергамент, поясняя: — Выдержка из воспоминаний святого Ангрициуса, который обратился к Источнику с мольбой остановить обрушивающиеся на замок поместного князя потоки воды.

Я склоняюсь к пергаменту, опираясь на плечо архимага, но буквы мне кажутся совершенно незнакомыми: если напрячься, можно разобрать очертания некоторых из них, но и только. Все эти черточки и завитки выглядят вычурно и очень отдаленно похожи на тот алфавит, которым мы пользуемся сейчас. Наверное, этот документ сохранился с совсем древних времен… Надо напомнить всем присутсвующим, что эти письмена для меня так же загадочны, как и намерения хозяина резиденции.

— А не могли бы вы поподробнее рассказать, что там описано? — обращаюсь я сразу к обоим собеседникам, замечаю, что архимаг замер, вчитываясь в строки, и поворачиваюсь к Его Преосвященству — Возможно, моя реакция для вас тоже представляет интерес.

— Мастер Гвеллан позже обязательно поделится с вами тем, что произвело на него такое впечатление, — немного ехидно говорит клирик. — А пока что могу вам предложить отрывок жизнеописания святой Иленны, напечатанного недавно…

Он тянется за книгой, лежащей справа от него, берется за дорогой кожаный переплет, и внезапно его пальцы судорожно сжимаются, он со скрипом царапает кожу ногтями, а из горла доносится только хрип. Его взгляд мутнеет. Епископ падает лицом на стол, и я толкаю мастера Гвеллана в бок:

— Скорее, сделайте что-нибудь! Скорее! Он умирает!

— Что я сделаю? — возмущенно фыркает архимаг, выписывая круги наконечником жезла, и руны вспыхивают и гудят в воздухе, образуя визгливые диссонансы. — Никаких следов чар, это к обычным целителям, где я тут их возьму? Вот видишь? Пустота, ничего… Могу только попытаться облегчить страдания… Но, демоны глубин, как? В чем причина? Невозможно, чтобы маг не увидел ее с помощью заклинаний.

Он еще раз проводит жезлом над хрипящим епископом, в комнате становится легче дышать, как будто в нее только что ворвался океанский бриз, соленый, прохладный, пахнущий свежестью и почему-то соснами.

— Надо позвать кого-то… Хотя бы секретаря, он наверняка знает, как поступить, — начинаю я, уже почти распахиваю потайную дверь, точнее, чуть не выламываю раздвижную панель из пазов, она шатается, а на ее поверхности появляется еле заметная трещина.

Но в этот момент происходит две вещи, которые заставляют меня застыть на месте и спасают дверцу от полного разрушения.

Во-первых, краем глаза я замечаю красно-черную дымку, она струится легким тонким шлейфом, покачиваясь на сквозняке, вздрагивает от вспышек рун, становится будто выцветшей, невидимой… Архимаг ее не видит, да и я уже через мгновение не уверена, что она мне не почудилась, но автоматически рисую диагностическую руну, ту самую, которую «вспомнила» перед встречей с матерью Алессы.

Во-вторых, на моей второй неудачной попытке епископ отталкивается от стола, с перекошенным от усилия лицом откидывается на спинку своего стула и цедит сквозь сжатые зубы:

— Перестаньте мельтешить, Гвеллан. Дайте лучше воды.

— Отличная просьба для того, кого вы подозреваете в… Кстати, в чем? — архимаг подает ему бокал с водой, мгновенно успокоившись.

— А это вы мне сами расскажите, Гвеллан. Что произвело на вас такое впечатление, пока вы читали отрывок воспоминаний… — Эриний закашливается и прикрывает глаза.

Его Преосвященство недавно выглядел как смертельно больной человек, но с каждой секундой бледность отступает, взгляд проясняется и снова становится пугающе пронзительным, дрожь в руках пропадает. Мне казалось, что он не удержит поданный ему бокал, но он даже не расплескал ни капли, пока подносил его к губам.

И мыслит он совершенно трезво, опять подталкивает архимага к каким-то признаниям. Но я не очень понимаю, что именно он хочет услышать, а читать сейчас книгу мне совсем не с руки — руна диагностики никак не хочет получаться: оцарапанные о раздвижную панель подушечки пальцев ноют, сердце стучит, как сотня барабанов, сбивая меня с настроя. Вот бы поучиться самообладанию у… нет, не у архимага — тот явно сдерживает волнение и отвечает слишком осторожно, словно опасается, что каждое его слово может вызвать бурю, смерч или жуткий ураган.

— Вам показалось, я не мог испытывать никаких эмоций, кроме любопытства, при изучении предания. Да, оно, по всей видимости, достоверно, вы не станете включать в ваши летописи пересказ чужих слов — только рассказы очевидцев. Но все эти истории не позволяют мне провести ни одной параллели с событиями настоящего. Возможно, поэтому я показался вам озадаченным — пока пытался соотнести наблюдаемый нами феномен со свидетельствами далекого времени, когда Источник разговаривал с простыми людьми и магами, посылая им видения.

А вот у епископа самообладания с избытком, мне бы такое не помешало — чтобы после припадка сразу же продолжать разговор как ни в чем не бывало.

— И у вас, конечно, не получилось? — я не понимаю выражение его лица, его черты сейчас напоминают мне совершенно умиротворенную хищную птицу, с умилением разглядывающую добычу, но почему-то ждущую, что жертва придет к ней в когти сама. — Никакой связи с теми щупальцами из воды и стеной тумана?

— Только одна — вполне вероятно, никто из магов не мог сотворить ни один из феноменов, все они нерукотворны, — пожимает плечами Гвеллан. — Но это ничего не доказывает и не дает мне никаких подсказок.

— Подождите, мне кажется, я схожу с ума и вижу то, что ни один из вас упрямо не замечает… — перебиваю я своего учителя. — Нет, это не про летописи, а… ну посмотрите же! Неужели эти вот красные искры — вполне нормально?

— Где? — хором спрашивают оба собеседника.

Я как раз справляюсь с правильным начертанием руны, и воздух вокруг Его Преосвященства вспыхивает белыми искрами, на их фоне красный шлейф почти неразличим, но он точно есть… Просто надо присмотреться… Или нет, это всего лишь отблески солнечных лучей на магических огоньках… Что надо сделать, чтобы его увидеть? Думай, Алесса, думай, еще не хватало, чтобы тебя сочли сумасшедшей или глупой врушкой, не умеющей даже поменять тему разговора так, чтобы не опростоволоситься и не выставить себя идиоткой…

Архимаг щурится, всматриваясь в мерцание, епископ недовольно оглядывается, поджав губы — вот уж кто точно считает мое представление неуклюжей попыткой отвлечь его от темы беседы! Несправедливо! Хочется заплакать, но я со злостью прикусываю губу и вспоминаю каждый свой шаг до того, как где-то справа от меня замерцала зловещая полоска алых огней. Хотя почему зловещая, ведь новогодние гирлянды тоже бывают красные… Нет, не думай об этом, вспоминай, ты стояла лицом к панели… Точно!

— Не смотрите прямо, в упор, отвернитесь, нет, повернитесь боком, так, чтобы краем зрения зацепить эту ленту, — говорю я, поворачиваюсь как надо и облегченно вздыхаю. — Вот она, здесь, тянется от Его Преосвященства к… куда-то далеко.