нее.

— Не знаю я ничего, Лёва. Призрачно всё в этом мире бушующем.

— Я чувствую, ты на нее крепко запал.

— Возможно, — задумчиво ответил я.

— Так в чем проблема?

— Есть версия, что в нашем штабе работает агент. Прямого конкурента, скорее всего. И она тоже в числе подозреваемых.

— А ваша служба безопасности чем занимается? Пусть проверит.

— Проверяет, но пока без толку, — эти признания давались мне как-то через силу. — Ты только смотри, нигде не проговорись.

Лёва по-братски разлил остатки коньяка.

— Я бы не хотел, чтобы этим агентом оказалась она, понимаешь? — мой голос предательски дрогнул.

— Эх, не парься. Каждая следующая лучше предыдущей, — философски произнес старый приятель.

В начале одиннадцатого мне позвонил Андрей. Ответственная девушка с дальнего участка не подвела: в копилку добавилось семнадцать качественных подписей. Штабной юрист вычеркнул только три.

— Ты эти сто смотрел, которые от Игоря? — спросил я.

— Честно? Только по диагонали. Там каждый лист — ну, ФИО, адреса, паспортные данные — заполнен одним почерком.

— Такое в принципе допускается, — заметил я.

Андрей покашлял. Потом сказал не слишком уверенно:

— Есть у меня ощущение, что эти ухари использовали готовую базу и расписывались за людей сами. А если специалист из комиссии доберется до автографов, боюсь, будем иметь бледный вид.

— То есть, у тебя просто ощущение, и всё?

— Вот именно. Короче, решай сам.

— Положи их в отдельную папку и держи при себе. В отчет не включай, — принял я окончательное решение и дал отбой. Потом позвонил кандидату.

Макеев что-то глухо буркнул в ответ на приветствие, выслушал мой краткий рапорт и назначил общий сбор в полевом штабе на тринадцать ноль-ноль. Фурсов с утра погнал машину на техосмотр, ему не нравились какие-то глухие шумы в моторе. Поэтому я решил пройтись пешком до штаба, а по пути привести мысли в порядок.

Снег, падавший примерно до полуночи, прекратился. Выглянуло солнце, и заметно подмораживало. С растяжки поперек проспекта на меня таращился голубой медведь, из его округлой задницы тянулась надпись: «Позаботимся о каждом». Меня всегда умиляла способность партийных пропагандистов родить тупейшую банальность.

Помня наставления Фурсова, я несколько раз по ходу движения резко обернулся, чуть задержался у зеркальной витрины, но «хвоста» за собой не заметил. Впрочем, опять же, по словам Фурсова, это еще ничего не значило. «Настоящих профессионалов ты всё равно не обнаружишь», — говорил он.

Приятная зимняя погодка настроила меня на боевой лад, а условные меры предосторожности не помешали сформировать план дальнейших действий. Я быстро шмыгнул в подъезд и поднялся на этаж, не дожидаясь лифта. Дверь я отпер своим ключом, повесил куртку мимо вешалки и обнял Наталию так, что у нее дух перехватило.

— Искалечишь, Алексей Николаевич, — ахнула она.

— Только напугаю, — пообещал я, увлекая ее к дивану.

— Фурсов сейчас приедет, — шептала Наталия, расстегивая молнию на юбке.

— Не сейчас, — успокоил я.

Диван, который, конечно, никто не удосужился раздвинуть, так и заходил под нами ходуном. Я успел подумать, что вряд ли он до сих пор находится на гарантии, после чего наступил самый кульминационный момент близости. Наталия громко вскрикнула и с неожиданной силой обняла меня. Ее маникюр впился мне в спину.

— Ты маньяк, — заявила она чуть погодя.

— Тебе же это нравится.

Она посмотрела на меня так, что всякие сомнения на этот счет отпали.

— Ох, котейка ты моя…

— Чего вздыхаешь? — спросил я. — Тяжела жизнь в офисе?

— Ну, пройдут эти выборы, а что потом? — Наталия потянулась за колготками.

— Потом-то? Суп с котом.

— Убила бы.

Я засмеялся от души.

— У тебя загранпаспорт имеется?

— Имеется, а что?

— Полетим с тобой куда-нибудь, — сказал я.

Наталия перестала одеваться.

— Ты серьезно?

— Вполне.

— Опомнись уже, Алексей Николаевич, — бросила она, быстрыми и умелыми движениями восстанавливая прическу.

— Не хочу, — сказал я и поцеловал ее в губы.

Георгий Александрович был тщательно подстрижен и выбрит, костюм на нем был выглажен, поверх белой рубашки аккуратно повязан модный галстук. Пахло от него туалетной водой из Прованса. Только депутатского значка не хватает, подумалось мне. Ирина встала во фрунт при его появлении.

Кандидат жестом позвал меня за собой и направился в процедурную, где сидел Андрей. С ним он поздоровался за руку, как на приеме, и попросил:

— Погуляй, ладно? Нам посекретничать надо.

Андрей без возражений испарился.

— Бориса Минаевича зарезали, — без преамбул сообщил Макеев.

— Как зарезали? — не сразу понял я.

— Молча. Выдали отказ в регистрации.

Я присвистнул. Борис Минаевич пару лет назад был нашим мэром, а сейчас баллотировался как независимый политик от общества изобретателей и рационализаторов. Его не самое долгое правление запомнилось горожанам в основном комическими эпизодами, но мой клиент продолжал считать его фигурой. Выдвигался экс-мэр буквально по соседству от нас. Макеев, кажется, уповал на какую-то координацию действий с ним.

— По подписям зарубили? — спросил я.

— Да. Перебор по бракованным, вроде на пять штук. Он хотел этих людей живьем привести, которые за него расписывались, а его и слушать не стали.

— В суд пойдет?

— Ага, пойдет. Вплоть до Верховного и Конституционного, — и Георгий Александрович витиевато выругался.

Мы помолчали, как будто чтя память яркого политика.

— Ты за наши подписи уверен? — задал главный вопрос кандидат.

— Уверен, — без промедления сказал я и ощутил мерзкий холодок в животе.

— Головой ручаешься?

— Ручаюсь.

— Знаешь, почему я тебя пригласил в начальники штаба? — неожиданно спросил Макеев. И сам себе ответил. — Потому что ты не зассышь.

Я так сразу и не нашелся, чем крыть. Он одернул пиджак и толкнул перед собой дверь.

— Ну, всё. Давай заверять листы.

Вплоть до половины четвертого у нас в подвале кипела творческая работа. Георгий Александрович и Андрей с Ириной сидели рядком за длинным-предлинным столом. Андрей передавал кандидату лист, тот цепко проглядывал его и расписывался внизу, в специальной графе. Далее Ирина подшивала лист в картонную папку. В определенный момент Андрей произносил: «Стоп!», и папку заменяли на новую. Готовые папки складывали стопкой, на приставную тумбочку. Напротив тумбочки сидел на офисном стуле Фурсов и обозревал происходящее. Игорь с Татьяной так и не прибыли.

Ровно в пятнадцать тридцать Андрей громко сказал: «Шабаш!» Листов больше не осталось. Еще с полчаса папки энергично прошивали ботиночными шнурками, купленными в киоске напротив. С тыльной стороны их снабжали бумажными наклейками, на которых Макеев тоже расписался. Потом все папки загрузили в объемистый пластиковый пакет, который тут же перешел в ведение Фурсова.

— Ты останься, — сказал мне Георгий Александрович, когда мы всей процессией поднялись на свет Божий. — Лишний раз не мозоль им глаза.

И я остался.

В избирком на джипе Макеева вместе с кандидатом