— О боже! — повторила миссис Вильхельм. Похоже, на этот разона впала в экстаз от слов Люциуса.

— Мне понравился роман, — добавил Люциус. — Он нашел откликв моей душе.

В растерянности я крутила ручку, которая чуть ли не трещалапод нажимом пальцев. Так вот чего хочет Люциус — безжалостной, жестокой,горькой любви! Неужели этого он ждал от меня?

Джейк пожал плечами и закатил глаза, показывая, чтопроисходящее — это уж слишком. Я слабо ему улыбнулась. Почему, ну почему я неиспытываю более сильного чувства к Джейку? Он симпатичный, дружелюбный, он нежесток и не опасен. Почему я не могу глаз оторвать от Люциуса — от высокомерного,загадочного, опасного вампира, который мне совершенно не подходит?

Джейк — это разумный, предсказуемый выбор.

Люциус и Фейт стояли лицом к лицу. Представление началось.Они надергали цитат из романа и за двадцать минут изобразили нам сокращенныйвариант истории Хитклифа и Кэтрин — начиная с веселого беспечного детства изаканчивая моментом, когда Кэтрин предпочла Хитклифу пресного и скучногомистера Линтона.

Слушать я не могла, просто смотрела, как они двигались.Люциус хватал Фейт за руку и притягивал к себе. Она вырывалась, сверкаяглазами. Страсть казалась почти... настоящей.

Я сломала ручку, измазала чернилами щеку и пальцы.

Не может быть!

Весь класс зачарованно наблюдал за Фейт. Не отрывая своихголубых глаз от черных глаз Люциуса, она порывисто и страстно шептала: «Из чегобы ни были сотворены наши души, твоя душа и моя — одно»[1]

Фейт с Люциусом замерли, стоя лицом к лицу, пока кто-то несообразил, что пора хлопать. Раздались аплодисменты. Минди встала коленями настул, засунула пальцы в рот и засвистела; я и не знала, что она умеет свистеть.Словно пробудившись ото сна, Люциус и Фейт взялись за руки и поклонились.Каким-то чудом грудь Фейт не вывалилась из декольте, хотя Фрэнк Дорманд едвашею не свернул, заглядывая туда. Надеюсь, ему удалось хоть что-то разглядеть.

Надо признать, это был великолепный доклад по книге.Возможно, самый лучший за всю историю школы имени Вудро Вильсона.

Мне он внушал отвращение, от первого до последнего слова.

Люциус был моим нареченным. Рядом с ним должна была стоятья.

Я почувствовала себя обкраденной. Нет, мне было не жальмимолетного триумфа в классе. Я поняла, что отказалась и от вечной славы, и отнеотразимого, харизматичного и загадочного мужчины. Свершилось то, о чем ямечтала все эти месяцы: от Люциуса Владеску я избавилась, — но облегчения этопочему-то не принесло. В душе царили обида и опустошение, я хотела вернутьЛюциуса. Потом я вспомнила о пакте... Люциус его не нарушит, верно?

Аплодисменты стихли. Фейт вернулась на свое место, и Люциуспрошел за ней. Меня словно громом поразйло. Согласна ли я, чтобы он был со мнойтолько из чувства долга? Нужна ли мне такая победа?

Люциус наклонился к Фейт и что-то ей шепнул.

Безжалостная, жестокая, горькая, несчастная любовь...Неужели Люциус этого хотел? Неужели он возжаждал Фейт? Есть ли у меня хоть одиншанс? И нужен ли мне этот шанс?

Эй, забери свежее белье! — крикнула я, постучав в дверьЛюциуса.

— Спасибо, Джессика. — Он взял корзину, доверху заполненнуюмятыми вещами, и удивленно нахмурился: — Что это?

— Сам сложишь, не маленький.

— Но...

— Все, халява закончилась! — Я вошла в комнату, где не быласо времени моей злосчастной попытки освоить секреты румынской кухни. Запах ещене выветрился.

Люциус высыпал вещи на кровать и отступил, изучаяобразовавшуюся кучу:

— Думаю, уже слишком поздно нанимать прачку.

— Не будь ребенком. Я это делаю дважды в неделю. К тому жепрачек в округе не имеется.

— Это ваша местная проблема, не моя. — Он взял носок ипоглядел на него так, будто видел впервые. — И с чего начать?

— Значит, нацию вампиров вести за собой ты можешь, а своивещи разобрать не способен?

— У всех разные способности, — отметил Люциус с усмешкой. —К счастью, я наделен талантом лидера, а не умением складывать белье.

Я неохотно улыбнулась. Самомнения у него нисколько неубавилось.

— На первый раз я тебе помогу.

— Спасибо, Джессика. — Люциус плюхнулся в глубокое кожаноекресло.

— Я сказала, что помогу, а не сделаю все за тебя.

Люциус ухмыльнулся, устроился поудобней и закинул руки заголову:

— Лучше всего помогает наглядный пример.

— Придурок! — завопила я, швырнула носок на кровать ипопыталась вытолкнуть Люциуса из кресла.

Люциус шутливо отмахнулся, я упала ему на грудь, и мы обарасхохотались.

Постепенно смех стих, и наши глаза встретились — впервыепосле того ужасного дня, когда я пыталась приготовить зайца. Неожиданно шуткикончились.

— Джессика, — мягко сказал Люциус, обвивая пальцами моезапястье.

Мое сердце учащенно забилось.

Может, Фейт и не была мне соперницей... В глазах Люциусапоявилось то же выражение, как в Хеллоуин, только без примеси гнева ираздражения, — в них светилось другое чувство, не такое страшное, но все равнопугающее: желание. Я не отстранилась от Люциуса, сейчас мне не хотелосьубегать. Я знала, что справлюсь с тем, что может последовать.

Люциус осторожно подергал мой блестящий локон:

— Ты изменила прическу. Больше не борешься со своимичудесными кудрями?

— Тебе нравится?

— Ты же знаешь, что нравится. — Он накрутил локон на палец.— Это... настоящая ты.

Я осторожно опустила руку на его твердый бицепс. Рукавфутболки не скрывал неровного шрама на предплечье. Моя уверенность на секундуисчезла.

Честь. Дисциплина. Сила.

«Джессика, его воспитали по-другому. Владеску жестоки».

— Откуда у тебя шрам? — спросила я, пробежавшись по рубцупальцами.

— Да так, ничего особенного, — солгал Люциус и помрачнел.

Я продолжала гладить широкий шрам. Интересно, что же такизуродовало плоть? Кто мог сотворить такое с Люциусом? Да и с кем угодно?

— Расскажи,— попросила я. — Я тебя понимаю. Или попытаюсьпонять.

«Зачем ты лезешь ему в душу, Джессика? Почему не оставляешьв покое?» — «Потому что я хочу все о нем знать. Вот почему».

Мне нужна была правда о Люциусе. О его жизни. О его прошлом.О его желаниях.