За годы работы в полиции Норман пришел к выводу, чтотелепатия вполне осуществима, но для этого нужно здорово попотеть… почти немыслимаязадача, если вы надели не тот головной убор. Вам непременно нужно обнаружитьправильный путь в сознание нужного вам человека, последовать за стремящимсясхорониться в своей норе зверьком, вы должны прислушиваться не к звукам, а кволнам мозга: если быть точным, нужно не понять мысли, а проникнуть в образмышления. А когда вы добились цели, тогда перед вами предстает многообразиевыбора; вы можете срезать угол — пока ваша жертва проделывает долгий окружнойпуть, вы доберетесь до нужной точки короткой дорогой и однажды ночью, когда онили она меньше всего ожидает, появиться, выйти из-за двери… или затаиться подкроватью с ножом наготове, дожидаясь момента, чтобы вонзить его в тело черезматрас при первом же скрипе пружин под тяжестью ничего не подозревающегоягненка (вернее, овечки).

— Когда ты меньше всего ожидаешь, — пробормотал Норман,усаживаясь в кресло, в котором, как он полагал, ехала его жена. Произнесеннаяфраза доставила ему удовольствие, и он повторил ее снова, когда автобус задомвыезжал из прямоугольника посадочной платформы, чтобы отправиться на запад. —Когда ты меньше всего ожидаешь.

Поездка продолжалась долго, однако нисколько не утомила егои даже показалась приятной. Дважды он выходил на остановках для отдыха, чтобысходить в туалет — не потому, что ему хотелось в туалет, а потому что, какпредполагал, так должна была поступить она, ибо она не захочет пользоватьсятуалетом в автобусе. Да, Роуз брезглива, но у нее слабые почки. По-видимому,маленький генетический подарок от покойной маменьки. Норману всегда казалось,что старая стерва не может пройти мимо куста сирени, чтобы не остановиться и непомочиться под ним.

На второй остановке он увидел группку мужчин, собравшихсявокруг урны для окурков у стены вокзала. Секунду-другую он с вожделением изавистью смотрел на них, затем отвернулся и, пройдя мимо, вошел в зданиевокзала. Организм изнывал без привычной порции никотина, но Роуз не испытывалаподобных чувств; она не курит. Вместо этого он помял в руках нескольких мягкихпушистых зверюшек, потому что Роуз питает непонятную страсть к дерьму такогорода, а потом купил в киоске у двери криминальный роман в мягкой обложке,потому что она время от времени читает дерьмо подобного рода. Он миллион разповторял ей, что настоящая полицейская работа даже отдаленно не напоминает тодерьмо, которое пишут в этих книжках, и она всегда соглашалась с ним — если онтак говорит, значит, так оно и есть — и тем не менее продолжала читать. Онсовсем не удивился бы, узнав, что Роуз подходила к тому же самому киоску, чтодаже взяла книжку… а потом неохотно положила назад на полку, не желая тратитьпять долларов ради трехчасового развлечения, когда впереди ждет неизвестность,а денег в кармане совсем мало.

Он съел салат, заставляя себя читать при этом купленныйкриминальный роман, затем вернулся на свое место в автобусе. Несколько минутспустя они снова тронулись в путь. Норман положил книгу на колени и выглянул вокно, за которым по мере того, как Восток уступал место Среднему Западу, всешире и шире разворачивались просторы полей. Он перевел стрелки часов назад,когда водитель объявил о пересечении границы часовых поясов, но не потому, чтоего волновали эти условности (в течение следующих тридцати дней он будет житьпо с??бственному расписанию), а потому, что так сделала бы Роуз. Он раскрылроман, прочел о том, как викарий обнаружил в саду тело, и отложил книжку; емустало скучно. Впрочем, скука была только на поверхности. В глубине же он совсемне ощущал ее. В глубине его сознания затаилось странное ощущение девочки изстарой сказки про трех медведей. Он посидел на стульчике маленького медвежонка,он держал на коленях книжку медвежонка, скоро он найдет домик, в которомпрячется сам медвежонок. Скоро, если ничего не помешает, он спрячется подкроваткой маленького медвежонка.

— Когда ты меньше всего ожидаешь, — проговорил он. — Когдаты меньше всего ожидаешь.

Он вышел из автобуса в середине ночи, вошел в здание вокзалаи остановился сразу за дверью, осматривая огромное гулкое помещение с высокимпотолком, отбрасывая прочь чисто профессиональный взгляд, уверенновыхватывающий из общей толпы наркоманов и проституток, гомосексуалистов инищих, стараясь увидеть все ее глазами, проникнуться ее ощущениями, онаприехала тем же самым рейсом, вошла в ту же самую дверь и увидела вокзал в тотже самый предутренний час, когда бодрствующий организм человека слегка ошарашеннепривычным нарушением биоритмов.

Он стоял у двери, давая этому гулкому миру возможностьвлиться в его сознание; впитывая его запах, вкус, вид, ощущения.

«Кто я?» — спросил он себя.

«Роуз Дэниэлс», — ответил он.

«Что я чувствую?»

«Ничтожность. Одиночество. Растерянность. И страх. Самоеглавное — страх. Мне страшно».

На мгновение его потрясла неожиданная мысль: а что если она,потеряв голову от панического страха, обратилась не к тому человеку? Такаявозможность не исключается; для некоторых типов мрази вокзалы— настоящаякормушка. Что если тот человек, к которому ей не следовало обращаться, увел еев темноту, затем ограбил и убил? Не надо лгать себе, говоря, что подобныйповорот событий маловероятен; он ведь полицейский и знает, что это не так.Если, например, какой-нибудь кретин обратит внимание на блестящую стекляшку унее на пальце…

Он сделал несколько глубоких вдохов, переключая,перефокусируя ту часть своего сознания, которая пыталась воплотиться в Роуз.Что еще остается делать? Если ее убили, значит, она погибла. И спутала темсамым все его карты, так что лучше об этом не думать… а кроме того, невыносимойбыла сама мысль о том, что ей удалось убежать от него таким образом, чтокакой-то нанюхавшийся идиот мог забрать то, что по праву принадлежит НормануДэниэлсу.

«Спокойно, — приказал он себе, — спокойно. Делай свое дело.А сейчас твое дело — идти, как Роуз, говорить, как Роуз, думать, как Роуз».

Он медленно двинулся по зданию автовокзала, сжимая в рукебумажник (придуманную им замену ее сумочки), глядя на людей, которые проплывалимимо него рваными волнами; кто-то тащил за собой чемодан, кто-то нес на плече,с трудом удерживая равновесие, гору перевязанных проволокой картонных ящиков,парни обнимали за плечи своих девушек, девушки обнимали за пояс своих парней.Он увидел, как какой-то мужчина пробежал мимо него и бросился к женщине ималенькому мальчику, только что сошедшим с автобуса, на котором приехал Норман.Мужчина поцеловал женщину, потом схватил мальчика и подбросил высоко в воздух.Мальчик испустил вопль восторга и ужаса.

«Я боюсь — все новое, все непривычное, и мне страшно, —произнес мысленно Норман. — Есть ли хоть что-то, что внушает мне доверие?Что-нибудь, на что я могу положиться? Хоть что-нибудь?»

Он шагал по просторному помещению с кафельным полом,медленно, медленно, прислушиваясь к эху собственных шагов, глядя на все, чтоего окружало, глазами Роуз, пытаясь кожей поймать ее ощущения. Быстрыйнезаметный взгляд на мальчишек с остекленевшими глазами (у кого-то к четвертомучасу ночи накопилась усталость, у кого-то глаза застыли от дозы порошка),прилипших животами к игровым автоматам, затем возвращение в основной залавтостанции. Она смотрит на ряд телефонных автоматов, но кому ей звонить? У неенет ни друзей, ни семьи — даже захудалой старой тетки на рукоятке Техаса[1] илив горах Теннесси. Она смотрит на двери, ведущие на улицу, может, думает, что ейстоит уйти отсюда, найти номер в гостинице, закрыть дверь между собой и всемогромным сумасшедшим, безразличным, опасным миром — для этого у нее достаточноденег благодаря его кредитной карточке — но так ли она поступает?