Отдохнув, Фролок привстал и вновь подполз к гамаку. Гамаккачнулся и, возвращаясь, толкнул вампира. Удар был слабым, но и его хватило.Фролок лежал на полу лицом вниз и думал, что, если не дотянется до соннойартерии жертвы, – умрет. Сил оставалось только на одну попытку. Теперь ондействовал осмотрительнее. Следил за движениями раскачивающегося гамака и сумелухватиться цепкими пальцами за веревку. Подтянулся, воспользовался тем, чтотело Ирки съехало чуть к краю, и присосался жадным беззубым ртом к пульсирующейжилке на ее шее. Его беззубые челюсти в первую секунду слишком туго сдавилиИрке горло. Фролок заметил это и поправился. Глупо… очень глупо и неосторожно.Правило первое биовампира гласит: если хочешь тянуть силы долго – никогда неубивай. Мертвый донор не дает сил. Спокойнее, еще спокойнее!

Фролок впитывал силу большими глотками. Впитывал так жадно,что перебрал, захмелел и, не удержавшись, свалился на пол. Он был еще слаб.Слишком долго ему пришлось голодать. Фролок лежал на полу и слабо вздрагивал.Он вновь потерял счет времени. Медлительное сонливое блаженство охватило его.Дряблое тело, похожее на сдувшийся шар, постепенно обретало упругость.

Все же Фролок не удержался и вновь подполз к гамаку. Ещехотя бы глоток. Он был так уверен, что парализующий укус еще действует, чтозабыл снова укусить Ирку в сгиб руки. Валькирия, которая начала уже приходить всебя, громко вскрикнула, ощутив на шее беззубые слюнявые челюсти. Фролок понял,что допустил ошибку.

За стеной, где спал Антигон, послышался шум. Кикимортревожно закашлялся, завозился, сел на сундуке. Фролок ощутил его беспокойство.Сейчас кикимор возьмет булаву и придет посмотреть, в чем дело.

Фролок встревожился. Он не хотел сражаться. Честные битвы недля него. Так было еще при жизни. Выживают не сильные, выживают умные. Главноевовремя появиться и вовремя исчезнуть.

– Ты ничего не будешь помнить, валькирия! Ничего!Просто сон, просто кошмар! Мало ли что привидится в душной комнате под утро? –торопливо прошептал он на ухо Ирке, усилив свои слова не то укусом, не токоротким поцелуем в лимфатический узел под ухом.

Маленькая фигурка поспешно скользнула под тряпки,протиснулась в широкую щель между гнилыми досками и исчезла. Доски полазашевелились. Это Фролок выбирался наружу. Он дополз до балки и повис, готовясьспрыгнуть. Руки его были слишком коротки. Фролок, сын Римма, внук Хоакина,болтался над пустотой. Насосавшаяся энергии мавка очень уязвима. Она можетпогибнуть, даже упав со стула. Голодной же мавке, напротив, нанести урон оченьсложно. Сбросьте с балкона пустой пакет, пусть даже с двадцатого этажа – и выне причините ему никакого вреда. Но наполните его водой и, встретившись сасфальтом, пакет непременно лопнет.

Фролок болтался и пищал, не решаясь подвергнутьсянеизвестности. К счастью для него, Тухломон терпеливо дожидался его.Комиссионер подхватил мавку за бока, как толстую жабу, бегло осмотрел ее и,ухмыльнувшись, исчез вместе с ней.

* * *

Ирка проснулась разбитой. Никогда прежде с ней такого неслучалось. Умываясь, валькирия взглянула в зеркало. Синие круги под глазами. Нашее вытянутое малиновое пятно. Пришлось долго тереть его полотенцем, пока ононе исчезло.

Тренируясь в метании дротиков, она трижды подряд промазалане то что мимо центра – мимо самой мишени. В скверном настроении Ирка вернуласьв «Приют» и позволила Антигону отпаивать себя кофе. Кикимор смутно ощущал себявиноватым и хлопотал, как деревенская бабуля, к которой приехал тощий и зеленыйвнук из города.

– Булочку возьмите, хозяйская мерзайка! Скверная,черствая, вонючая, с плесенью! – бубнил Антигон.

На его перевернутом языке это означало, что булка вкусная иболее чем съедобная.

– А откуда она вообще взялась? – строго спросилаИрка.

Она ежедневно грызла Антигона за воровство продуктов. «Мы ихот зла защищаем? Сами пить-кушать должны? Это такой налог на добро», –оправдывался кикимор.

Однако на этот раз слово «супермаркет» не прозвучало.

– Булки Матвей принес, пока вы вчера – хи-хи! –лебедячей уточкой в Оке плавали. Первый раз вижу некромага, который о ком-тозаботится, – заявил Антигон.

«Ну не смешно ли, что о моем быте пекутся одни мужики?Кикимор, некромаг… Надо хоть бутерброды самой иногда делать», – подумалаИрка. Она все еще ощущала себя слабой, словно выпитой. Захватив с собой кофе ибулки, валькирия-одиночка отправилась в спальню, снова легла и взяла на колениноутбук.

Пальцы привычно забегали по клавишам. Ирка печатала вслепую,лишь изредка в рассеянной задумчивости взглядывая на клавиатуру. То, что онаписала, в чистом виде нельзя было назвать дневником. Это был некий текст бездат и даже без годовых делений, который произвольно продолжался в любомпроизвольном месте.

Записи Ирки (отрывки):

«Надо мне придумать себе абсолютные тезисы. Просто так.

Тезис первый: «Никому никого не жалко». Вывод: «Глупо жалетьсебя – надо действовать».

Тезис второй: «Делать что-либо ради благодарности глупо.Добром надо жить и дышать, даже не осознавая, что то, что ты совершаешь, –добро. Только такое деятельное добро настоящее. Все остальное – суррогатнапоказ».

Тезис третий: «Ничего абсолютного нет. Всякие неприятностиимеют жесткие временные пределы. Глупо измерять время в месяцах и годах. Даженедели – это слишком круто. Надо в днях. Так проще терпеть. Мышечная боль послетренировки – два дня. Ссадина на локте – четыре. Депрессия – пять дней. Грипп –семь дней. Бессонница – сутки через трое. Любовь – сто дней, большая любовь –гм… ну, двести дней…»

Написав про двести дней, Ирка спохватилась, что не можетвыкинуть Мефа из головы гораздо дольше, и стерла последнее предложение.

«Нет, лучше не в днях… Надо считать в минутах. Нудная лекция– сто минут. Обидел кого-то – через две тысчонки минут тебя простят. Любовьвдребезги – еще десять тысяч минут страданий. Ну пятнадцать от силы… Можно дажетаблицу составить. Чуть какое переживание – сразу подбежал к таблице исправился, сколько терпеть осталось.

Все же интересно, почему я не могу забыть Буслаева.Нелогично. Может, это не любовь, а уязвленное самолюбие? Досада? Недоумение,как это меня, такую хорошую и чудесную, такую… ну меня, меня!.. могли неоценить?