– Надо думать, что и светлая удаляется вместе с тобой.Ждать от нее прощального букета явно не приходится.

Арей все еще был подозрительно спокоен. Убийственно спокоен.Мефу это не нравилось.

– Да. Дафна тоже уходит, – подтвердил Меф.

Мечник удовлетворенно кивнул.

– И ты, конечно, сумеешь защитить ее, прокормить, ну итак далее? Как ты понимаешь, мрак не будет содержать изгоев, – заметилАрей.

– Я сумею защитить ее. Уничтожу всякого, кто попытаетсяпричинить ей вред, – самонадеянно сказал Меф.

О «прокормить» и прочих «так далее» он предусмотрительно незаикался.

– Прямо-таки всякого? – вежливо переспросил Арей.

– Да. Даже если это будете вы, – неосторожнобрякнул Буслаев.

Меф так и не понял, что произошло. Кажется, его рубанулиножнами меча по шее и тотчас краем ножен ткнули в печень. Без единого звука, содним коротким выдохом, Меф повалился на пол. Когда он разогнулся, тообнаружил, что Арей уже занес над ним меч.

Меф понял, что сейчас будет удар – и не ошибся. Арей нанесего. Это был хладнокровный добивающий удар сверху вниз. Клинок Арей направлялбольшим пальцем левой руки, правой рукой ускоряя рукоять. Меф услышал глухойудар и звук, как будто что-то раскололось.

Буслаев закрыл глаза.

Прошло несколько секунд, и он вновь открыл их. Арей спокойностоял над ним. «Я жив?» – подумал Меф недоверчиво. Осторожно повернувшись, онпонял, что клинок вонзился в пол в трех сантиметрах от его шеи.

Мощная рука сгребла Мефодия за ворот и поставила его наноги.

– Не сомневаюсь, что сумеешь защитить. Только не болтайоб этом. Лучше защищай! – посоветовал Арей.

Меф кивнул. Голова еще кружилась, и перед глазами было дваАрея, которые то отдалялись, то приближались.

– Ты понимаешь, чем рискуешь, порывая с мраком? Нефакт, что свет примет тебя. Да если и примет, не сможет защитить, –напомнил мечник.

– Знаю, но мне все равно, – сказал Меф.

Арей, не возражая, опустил голову.

– Это ответ либо человека отважного, либо дурака. Япочему-то больше склоняюсь ко второй версии. Никто даже при огромном желании ненагадит нам так, как мы сами себе нагадим совершенно бесплатно. Понимаешь, очем я?

– Не особо, – сказал Меф.

Мечник удовлетворенно кивнул. Лицо у него было откровеннонасмешливым. Примерно так смотрит умный старший брат на младшего, который вдесятый раз за год собирается уйти из дома. Ну уйдет, пошатается по друзьям,переночует на вокзале и вернется под предлогом, что забыл зарядник для телефонаили что-нибудь в этом духе. Ну давай, давай, топай, сам же приползешь!

Все же сквозь насмешку проступало и нечто другое. На днеглаз Арея, Меф мог поклясться, было беспокойство, пусть недоверчивое, нобеспокойство, что Мефодий сумеет выстоять и никогда не вернется.

– Лигул уже нашел новую повелительницу мрака. Если онаего не устроит, пусть берет Чимоданова. Чемодан возьмется рулить мраком хотьсегодня, если ему откроют свободный доступ к динамиту, – сказал Буслаев.

– Ты разрешаешь? Свысока советуешь мраку, как емупоступить? Очень любезно, – поблагодарил Арей.

Он отвернулся. Меф понял, что никаких напутственных слов неуслышит. Военный оркестр комиссионеров и прощальные слезы суккубов отменяются.Разговор окончен. Заявление об уходе никто размашисто подписывать не станет, даи какое тут может быть заявление?

– Прощайте! – сказал Меф.

– До встречи! – не оборачиваясь, уронил Арей.

Стараясь сберечь решимость, как сберегают для себя последнийпатрон, Меф пошел к дверям. Он шел медленно, как человек, который ждет, что егоокликнут.

На пороге Меф обернулся. Взгляды всей канцелярии былиустремлены на него. Вот ошеломленная Улита сидит на своем столе, прямо набумагах. Вот Ната с Чимодановым, которые от удивления, что Меф уходит, и уходитвсерьез, даже перестали грызться. Нет одного только Мошкина.

На улице Меф остановился. Оглянулся на освещенныйчетырехугольник окна второго этажа. Способность видеть сквозь магическуюпреграду у него сохранилась. В окне маячил силуэт Евгеши. Мошкин стоял к окнубоком и, не замечая Мефа, брился, покрыв свое розовое лицо пеной. Брился явнопервый раз в жизни, неумело, но решительно. Брился и явно страдал отневозможности спросить кого-нибудь: я ведь бреюсь, да?

Это был почти символ.

«Детство кончилось», – подумал Меф.

Буслаев стоял и смотрел на солнце. Ему хотелось упасть лицомвперед. Но он не падал, а ощущал, как упругий солнечный жар сотней маленькихрук упирается и удерживает его.