Он решительно направился к одноэтажному бараку, чтобыпринять бой внутри, но барак не приближался, и Меф понял, что никогда недоберется до него. Не доберется потому, что мрак его туда не приглашает.Площадку ему отвели небольшую. Шагов десять-пятнадцать в любую сторону отжелто-бурого куста в центре, а потом все, стоп. Сдвинуться дальше не сумеешь,точно куст притягивает его.

Держа меч наготове, Меф стал ходить кругами, всем своимвидом стараясь доказать тем, незримым, что ничуть их не боится. Ну, где они,эти мальчики Лигула? Почему они не придут и не убьют его? Что, у мрака исчезлимечники, способные поднять на него клинок?

Так прошел час или что-то около того. Ровным счетом ничегоне происходило. Воздух был таким же затхлым. Чахлый куст торчал на прежнемместе. Меф, проходя мимо, резанул его мечом. Куст не оказал сопротивления.Ветви у него были дряблые. Меф даже забеспокоился, не заразят ли они его мечсвоей бесконечной вялостью.

От духоты Меф покрылся испариной. Боевое настроениепостепенно сменилось апатией. Буслаев догадался, что его берут измором. Ждут,пока он перегорит, запаникует, истощит сам себя ненужным, неокупаемымволнением. Не желая дарить им такого счастья, Меф сел на песок, положил наколени клинок и стал ждать. Чтобы время не смазывалось, он представлял себелицо Дафны. Вначале в общих чертах, затем постепенно все четче, до последнейкрошечной родинки.

«Хорошо, что Дафна с Эссиорхом и с тем вторым, задиристым,как его там… Они ее защитят», – думал Меф, радуясь, что здесь мрак осталсяс носом.

Возникнув один раз, лицо Дафны уже не исчезало. Созданноеего воображением, оно стояло перед глазами. Улыбалось. Ободряло. Через какое-товремя Меф стал мысленно разговаривать с Дафной, хотя и понимал, что она его неслышит.

Силы, отнятые у Мефа волнением, начали возвращаться. Еговраг это прекрасно ощутил и решил не медлить. Как и в прошлый раз, он напалвнезапно. Испепеляющая боль швырнула Мефа на песок. На несколько мгновений онлишился зрения и только заглатывал воздух.

С немалой потерей энергии Мефу удалось локализовать боль изагнать ее в глубь сознания. Он даже сумел привстать и стоял теперь на коленях,опираясь на меч, который до половины лезвия вогнал в песок.

Теперь он знал своего врага. Уже по одной пронизывающейболи, только что обузданной, но грозившей вернуться, Меф угадал того, с кем емупредстояло биться в затхлой пустыне Нижнего Мира.

Его противником был дарх. Его извивающаяся на цепи сосулькастала здесь вдвое сильнее, чем на поверхности. Тартар, отделенный от них однойЛетой, давал дарху мощь. Собравшись, Меф хотел встать, но не успел он оторватьот песка колено, как сосулька рванула за цепь. Рванула с такой силой, что Меф,не удержавшись, вновь уткнулся лицом в песок. Набрал полный рот, закашлялся. Тоисключительное коварство, с которым дарх дожидался удобного мгновения и унизилего, взбесило Мефа.

Он зарычал, рванулся, и снова дарх проделал тот же фокус.Десять, двадцать раз Меф пытался подняться, но дарх дергал цепь, и Буслаевбился лицом о песок. В носоглотке ощущался металлический привкус крови.Сосулька металась на шее, обжигала, жалила, тянула цепь, причем чаще всегоназад, сдавливая горло.

В какой-то момент Мефу удалось хлестнуть дарх мечом. Сделалон это сгоряча, не подумав. Испугался, что клинок разобьет сосульку, но ничегоне произошло. Дарх обвил лезвие, оплел его и насмешливо провел узкой головкойпо зазубринам, показывая Мефу, как мало он боится его оружия. Меф понял, чтоздесь, в Нижнем Мире, темный клинок не причинит дарху вреда.

Желая убедиться в этом, он нанес сосульке несколько ударов,к которым та отнеслась с насмешкой. Она то обвивалась вокруг меча, то делалавид, что убита, и повисала утопшим червячком, болтающимся на рыболовном крючке.Финал всякий раз был одним: дарх дергал цепь, как садист-дрессировщик, и вновьМеф тыкался в песок.

Буслаев не знал, сколько времени продолжалось этобессмысленное сражение. Десятки минут или десятки часов. Маленький червячокунижал и мучил его. Скользил вдоль цепи, наносил уколы в самые неожиданныеместа. Затягивал цепь на горле. Ложными выпадами угрожал, что пытается забратьсяв рот или выколоть глаза. Когда Меф пытался схватить дарх, сосулька ныряла кнему под мышку и наносила болезненный укол в лимфатический узел. Схваченная,она жалила пальцы, обвивала их, опутывала, и неясно было, кто кого схватил –Мефодий сосульку или сосулька Мефа.

Буслаев ощущал, как потешаются над ним те, незримые. Какухмыляется довольный Лигул. Еще бы! На глазах у всего мрака наследникаразделывали в орех, и кто? Всего лишь крошечный взбесившийся дарх, который этотнеудачник за столько времени не сумел накормить ни одним эйдосом!

Тут уже самая затюканная канцелярская крыса,специализирующаяся на утилизации драконьего помета, ощущала себя гораздо вышеМефа. Ведь у нее, крысы, были все же два-три заначенных эйдоса в дархе, она,крыса, как-никак состоялась, реализовалась, а этот жалкий, вывалявшийся в пескеи измазанный собственной кровью идиот нет. И это наш повелитель, а, кум? Нежелаете – хи-хи! – видеть это чудо на нашем троне? Теперь-то мы понимаем,почему Лигул сделал ставку на эту милую малышку, которая смеется так, что уменя, вообразите, череп в прошлый раз треснул! О, нашего горбунка можно понять!Ему палец в рот не клади! А этот-то Буслаев, если разобраться, и не страж даже,а человек! Забавные вещи происходят в мире! Клянусь своей норкой в навознойкуче с видом на центральный крематорий!

Меф забылся, разгорячился, не расходовал силы так бережно,как прежде, и под конец совсем обессилел, он не мог встать, не мог поднятьбесполезный меч, не мог ни о чем думать, а лишь лежал на спине и смотрел туда,где не было ровным счетом ничего – только бесконечная влажная серость. Дарх,утомленный затянувшимся сражением, шевелился у него на груди, как гусеница.Сгибался, подползал и, согнувшись, долбил острым краем в грудь с неловкостьюнаходящегося под наркозом дятла.

Меф понимал, что дарх добирается до эйдоса, но не могподнять головы, такое его охватило безразличие. Серость этого гиблого местанаполняла его как губка. Эта была даже не депрессия, а нечто гораздо болееглухое, безысходное.

Лишь эйдос мерцал в груди. Здесь, в Нижнем Мире, вблизиТартара, эта крошечная пульсирующая точка казалась частью вечности. Именно кней из пустоты обращены были жадные глаза, протянуты алчные руки. Сотворенныенекогда бессмертными, отпавшие от света, исказившие себя ненавистью истрастями, стражи мрака только так, захватывая частицы абсолютного, получалито, что было им необходимо.

Червяк дарха ползал по груди Мефа, долбил, ковырял. Кое-гдеуже выступила кровь. Меф ощущал это, но, выбившись из сил, относился ко всемуотрешенно и безучастно, будто и тело было не его, и кровь чужая.