И вот в этот абсолютно проигрышный момент на Мефа снизошлоозарение. Пришел ли этот толчок извне, пробившись сквозь серость Нижнего Мира,или его послал эйдос, Меф не понял. Но ему почудилось, будто кто-то подул наего потный лоб.

Мефодий улыбнулся. Залитый кровью дарх удивленно застыл,ощутив эту улыбку. Железным ножом воли соскоблив с чаши характера остатки сил,Меф перевернулся на бок и оттолкнул лежащий рядом меч.

Дарх уже торопился. Извивающийся червяк проскальзывал вкрови, долбил, попадал по ребрам, снова срывался.

– Нервничаешь? А как же уверенность в победе? –спросил Меф.

Он отстегнул метательный нож, все еще закрепленный назапястье, подержал его и отбросил.

– Теперь я безоружен. Но ведь не в оружии дело, не такли? – обратился Меф к дарху.

Тот, смутно чувствуя подвох, спешил добраться до эйдоса, воттолько сил у маленькой сосульки было не так уж и много. Дарх, как надутыйязыческий истукан, привык к добровольным жертвам. Теперь же, когда до жертвынужно было добираться самому, он проявлял и растерянность, и неумение.

Меф осмотрелся. Глаза слезились. Все мелкие детали сливалисьс серым песком. Ни флейты, ни крыльев… Где они? Внезапно Меф увидел, как песокзатягивает его метательный нож. Узкая, лишенная накладок рукоять ещепоблескивала, но лезвие увязло и скрылось. Значит, флейту с крыльями тожезатянуло, пока он сражался с дархом.

Волнуясь, что может не найти их, Мефодий стал ползать начетвереньках и рыть песок. Песок поддавался легко. Даже слишком легко. Уже водной этой легкости угадывалась каверза. Меф перестал напрасно тратить силы ипозвал их.

Он не был уверен, что флейта и крылья откликнутся ему, неимеющему на них никакого права. Но они откликнулись. И тотчас открылоськоварство песка, потому что откликнулись они совсем не там, где Меф догадалсябы искать их. Ему пришлось проползти на четвереньках метров пять. Немало длячеловека, который не рискует встать, зная, что сразу упадет. Меф подтянул подживот ноги и стал рыть песок. Ему пришлось прорыть глубокую траншею, прежде чемпальцы натолкнулись на бронзовые крылья.

Торопливо, пока песок не затянул рану, Меф надел шнурок скрыльями на шею и продолжил копать. Спешка сгладила торжественность момента.Все же впервые в мироздании ученик мрака надевал светлые крылья.

Крылья света коснулись Мефа осторожно, трепетно и уже здесь,в Нижнем Мире, стали давать ему силы. Это были те деятельные, оживляющие силы,которыми одаряла его Даф, когда гребнем расчесывала его спутанные волосы. Мефощутил близость Дафны, хотя она была далеко отсюда.

Дарх заметался на груди, загремел цепью и обжег Мефодиятакой болью, какой не было никогда прежде. От боли Меф почти ослеп, то тотчас,как учил Арей, собрал боль в единую яркую точку и погасил ее.

– Давай еще разик! – подзадорил он дарха.

Что ж, получи, раз сам попросил! И дарх выдал еще разик.Цепь превратилась в пламя. Это оказалось чудовищно больно, но сильнее боли былоторжество. Опытный боец всегда замечает, когда схватка переламывается. Противникеще силен, удары не слабее прежних, но голос интуиции уже подсказывает, чтоморально враг слил керосин. На дне его глаз уже плещется страх. Напорстановится хаотичным, с прожилками истерики.

Меф сосредоточился, погасил боль и остудил цепь. Дархзамешкался, а затем выдал такую же атаку, как в первый раз, но уже соединив еес другой – ослепляющая боль и раскаленная цепь. Меф, чьи силы были на исходе,отразил ее с трудом, но все же отразил.

Он даже нашел силы улыбнуться сухими губами и сказать:

– А ты начинаешь повторяться. Запас уловок исчерпан?

Не тратя больше времени на бессмысленный разговор со злобнымчервем, пытавшимся добраться до эйдоса, Меф продолжил рыть. Флейта оказаласьглубже, чем крылья. Меф нашарил ее кончиками пальцев, когда рука ушла на всюдлину. Меф чудом сумел зажать мундштук средним и безымянным пальцами, но их силявно недоставало, чтобы преодолеть сопротивление осыпающегося песка. Мефосторожно потянул и убедился, что пальцы соскальзывают.

Флейта продолжала проваливаться в песок. Эх, если бы можнобыло перехватиться указательным и большим пальцами, но они уже не доставали дофлейты!

«А как же дар везения? Где он?» – подумал Меф. Но, видно,это был тот случай, когда вопросы решаются не везением, а чем-то куда болееглобальным.

Меф ощутил острое торжество дарха. И именно оно дало емусилы броситься грудью на песок, прямо на раскаленный дарх, и, с усилиемпротолкнув в песок не только руку, но и плечо, схватить флейту всеми пальцами,кроме мизинца.

– Ну же! Давай!

Меф ощущал, как песок цепляется за флейту. Но все же Буслаевбыл сильнее. Сантиметр за сантиметром он отвоевывал у песка свою надежду.Обуздывая боль, он делал это бережно, без рывков. Опасался, что песок забьетфлейту изнутри, сорвет мундштук, что-нибудь погнет и сделает инструментнепригодным.

Видя, что Меф упорствует, песок избрал новую тактику. Теперьон затягивал не только флейту, но и самого Буслаева. Мефу приходилось тратитьсилы на лишние движения. Откидывать назад и поворачивать голову, как это делаетпловец, чтобы вдохнуть воздух.

Когда флейта целиком оказалась у него в руках, Мефперевернулся на спину и осмотрел ее. Отлично! Повреждений нет! Из мундштука,трусливо спеша покинуть его, на грудь Мефу стекла струйка песка.

Неторопливо и нежно, как это всегда делала Дафна, Мефодийкоснулся мундштука губами. Снаружи флейта еще сохраняла вкус сырого песка. Ноэто было неважно. Меф и так уже наглотался его. Песчинкой больше, песчинкойменьше – роли не играет.

Мефодий осторожно подул, и стоячий воздух Нижнего Мирадрогнул от первого, тонкого, неуверенного еще звука. Мефа не смутила неудача.Он прекрасно знал, что играть на флейте не умеет, хотя и видел много раз, какэто делает Дафна. Главное другое – здесь, в преддверии Тартара, в месте, гдеискажено время и исковеркано пространство, где все высушено, истощено и убитоблизостью мрака, где нет и никогда не было солнца, возможны светлые звуки.

Следующий родившийся звук был более чистым и совершенным.Меф сомневался, что у него получилась маголодия, в конце концов, стражи светатренируются столетиями, но звук вышел абсолютно зримым. Меф физически ощутил,как звук отрывается от флейты и недоуменно, с негодованием озирается.

Эйдос, крылья и флейта стали частями одного целого. Мефодийбезошибочно почувствовал это. Не задумываясь больше ни над чем, Меф закрылглаза и играл. Звуки получались дробными, не такими слитными, как у Даф. Но этобыли звуки света, сильные и могучие. Меф не знал, почему флейта слушается его,но она слушалась.