Я ничего не отвечал довольно долго, и она, наверное, решила,что я очень сомневаюсь в ее правоте, потому что она повторила с большейнастойчивостью: «Я знаю, что в это трудно поверить, но это так».

– Я сказал, что, наверное, она права и думаю сейчас, что таконо и было. Потому что именно этой дорогой я сам ездил к брату Франклину черезБэнгор, когда тот еще был жив. Как ты думаешь, Дэйв, может ли человек простопозабыть дорогу?

Я допустил, что это вполне возможно. Главная магистральвсегда прочнее всего застревает у вас в голове. Через какое-то время она почтивсе вытесняет из вашего сознания, и вы уже не думаете о том, как вам добратьсяотсюда туда, а лишь о том, как вам отсюда добраться до главной магистрали,ближайшей к нужному вам конечному пункту. И это заставило меня вдруг подумать,что в мире ведь существует множество других дорог, о которых почти никто и невспоминает, дорог, по краям которых растут вишневые деревья, но никто не рветэти вишни, и о них заботятся только птицы, а отходящие в стороны от этих дорогнасыпные гравийные дорожки сейчас столь же заброшены, как и старые игрушки ууже выросшего ребенка. Эти дороги позабыты всеми, кроме людей, живущих возлених и думающих о том, каков будет быстрейший и кратчайший путь до выбранной имицели. Мы нередко любим пошутить у себя в Мэне, что ты не сможешь добраться тудаотсюда, а лишь сможешь приехать сюда оттуда, но ведь эта шутка про нас самих.

Дело в том, что существует чертовски много, добрая тысяча,различных путей, о которых человек и не подозревает.

Хомер продолжал:

– Я провозился почти весь день с укладкой кафеля в этойванной, в жаре и в духоте, а она все стояла в дверном проеме, одна нога задругую, босоногая, в юбке цвета хаки и в свитере чуть потемнее. Волосы былизавязаны конским хвостом. Ей тогда должно было быть что-то тридцать четыре илитридцать пять, но по ее лицу этого никак нельзя было сказать, и пока она мневсе это рассказывала, мне не раз мерещилось, что я разговариваю с девчонкой,приехавшей домой из какой-то дальней школы или колледжа на каникулы.

– Через какое-то время ей все-таки пришла мысль, что она мнеможет мешать, да и закрывает доступ воздуху. Она сказала:

«Наверное я здорово вам надоела со всем этим, Хомер».

«Да, мэм, – ответил я. – Я думаю, вам лучше бы уйти отсюда,от всей пыли и грязи, и позволить мне побеседовать лишь с этим чертовымкафелем».

«Не будьте слишком суровым, Хомер», – сказала она мне.

«Нет, миссис, вы меня ничем особым здесь не беспокоите и немешаете», – ответил я.

– Тогда она улыбнулась и снова села на своего конька, листаястраницы записной книжки столь же усердно, как коммивояжер проверяет сделанныеему заказы. Она перечислила эти четыре главных пути – на самом деле – три,потому что она сразу отвергла дорогу 2, -ноу нее имелось никак не меньше сорокадополнительных маршрутов, которые могли быть успешной заменой для этих четырех.Дороги, имевшие штатную нумерацию и без нее, дороги под названиями и безымянные.Моя голова вскоре была прямо-таки нафарширована ими. И, наконец, она мнесказала:

«Вы готовы узнать имя победителя с голубой лентой, Хомер?»

«Думаю, что готов», – сказал я в ответ.

«По крайней мере это победитель на сегодня, – поправила онасебя. – Знаете ли вы, Хомер, что какой-то человек написал статью в журнале„Наука сегодня“ в 1923 году, где доказывал, что ни один человек в мире несможет пробежать милю быстрее четырех минут. Он доказал это при помощивсевозможных расчетов, основываясь на максимальной длине мышц бедер,максимальной длине шага бегуна, максимальной емкости легких и частотесокращений сердечной мышцы и еще на многих других мудреных штуковинах. Меняпрямо-таки взяла за живое эта статья! Так взяла, что я дала ее Уорту ипопросила его передать ее профессору Мюррею с факультета математикиуниверситета штата Мэн. Мне хотелось проверить все эти цифры, потому что я былазаранее уверена, что они основываются на неверных постулатах или еще на чем-тосовершенно неправильном. Уорт, вероятно, решил, что я чуточку тронулась.„Офелия запустила пчелку под свою шляпку“, – вот что он сказал мне на это, ноон все же забрал статью. Ну да ладно… профессор Мюррей совершенно добросовестнопроверил все выкладки того автора… и знаете, что произошло, Хомер?»

«Нет, миссис».

«Те цифры оказались точными и верными. Журналист основывалсяна прочном фундаменте. Он доказал в том 1923 году, что человек не в силахвыбежать из четырех минут в забеге на милю. Он доказал это. Но люди это делаютвсе это время и знаете, что все это означает?»

«Нет, миссис», – отвечал я, хотя и имел кое-какие догадки.

«Это значит, что не может быть победителя навечно инавсегда, – объяснила она. – Когда-нибудь, если только мир не взорвет сам себяк этому времени, кто-то пробежит на Олимпиаде милю за две минуты. Может быть,это произойдет через сто лет, а может, и через тысячу, но это произойдет.Потому что не может быть окончательного победителя. Есть ноль, есть вечность,есть человечество, но нет окончательного».

– И она стояла с чистым и сияющим лицом, а прядка волоссвисала спереди над бровью, словно бросая вызов: «Можете говорить и несоглашаться, если хотите». Но я не мог. Потому что сам верил во что-то вродеэтого. Все это походило на проповедь священника, когда он беседует омилосердии.

«А теперь вы готовы узнать о победителе на сегодня?» –спросила она.

«Да-а!» – отвечал я и даже перестал класть кафель накакой-то миг. Я уже добрался до трубы, и оставалось лишь заделать эти чертовыуголки. Она глубоко вздохнула, а затем выдала мне речь с такой скоростью, какаукционщик на Гейтс осенью, когда тот уже хватил изрядно виски, и я, конечно,мало что точно помню, но общий смысл уловил и запомнил.

Хомер Бакленд закрыл глаза на некоторое время, положилбольшие руки себе на колени, а лицо повернул к солнцу. Затем он открыл глаза, ив какой-то миг мне показалось, что он выглядит в точности как она, да-да,старик семидесяти лет выглядел как молодая женщина тридцати четырех лет,которая в тот миг беседы с ним смотрелась как студентка колледжа, не более чемдвадцати лет от роду.

И я сам не могу точно вспомнить, что он сказал далее, непотому, что он не мог точно вспомнить ее слова, и не потому, что они быликаким-то сложными, а потому, что меня поразило, как он выглядел, произнося их.Все же это мало чем отличалось от следующих слов:

«Вы выезжаете с дороги 97, а затем срезаете свой путь поДентон-стрит до старой дороги Таунхауз и объезжаете Касл Рок снизу, возвращаясьна дорогу 97. Через девять миль вы сворачиваете на старую дорогу лесорубов,едете по ней полторы мили до городской дороги 6, которая приводит вас до БигАндерсон-роуд на городскую сидро-вую мельницу. Там есть кратчайшая дорожка –старожилы зовут ее Медвежьей, – которая ведет к дороге 219. Как только выокажетесь на дальней стороне Птичьей горы, вы поворачиваете на Стэнхауз-роуд, азатем берете влево на Булл Пайн-роуд, где вас изрядно потрясет на гравии, ноэто будет недолго, если ехать с приличной скоростью, и вы попадаете на дорогу106. Она дает возможность Здорово срезать путь через плантацию Элтона до старойДерри-роуд – там сделано два или три деревянных настила, – и вы можете, проехавпо ним, попасть на дорогу 3 как раз позади госпиталя в Дерри. Оттуда всегочетыре мили до дороги 2 в Этне, а там уж и Бэнгор».