Около двух все утихомирились. Я заглянул в мансарду.Беллочка, тяжело дыша, разметалась по большой кровати, Клара, словно вернаясобака, свернувшись клубочком, лежала у нее в ногах. Услыхав мои шаги, онаприподняла голову.

— Тише, не шуми, она только успокоилась!

Клара выглядела вполне вменяемой. Поэтому я поманил еепальцем, а когда дочь Анны вышла на лестницу, спросил:

— Что случилось?

— Жуть! — передернулась Клара. — Маргаритунашли в кабинете Сергея Петровича на полу с ножницами в шее. Странно, что онане скончалась на месте. Там крови!

Я постарался сохранить трезвость рассудка.

— Как? Кто ее ударил?

— Понятия не имею, — вздохнула Клара, — ясидела у себя, книгу читала, сессия двадцать пятого июня заканчивается. Вдругуслышала — Белла кричит…

Клара побежала наверх, толкнула дверь кабинета и тожезаорала. Зрелище, представшее перед глазами, ужасало. Маргарита в луже крови наполу, Белла на коленях, рыдающая над матерью. Потом прибежали Анна и ЛарисаВикторовна, вызвали Сергея Петровича.

— В милицию сообщили?

— Ничего не знаю, — ежилась Клара, — я Беллуутешала.

Я оставил ее в мансарде, а сам пошел в кабинет СергеяПетровича. Надо тщательно запереть дверь, чтобы приехавшие специалисты нашливсе на своих местах.

Но не успел я повернуть ручку, как из комнаты донесся вопль,совершенно чудовищный, на одной ноте. Так кричит смертельно раненное животное,прощаясь с жизнью.

Похолодев, я вошел в кабинет. Глаза моментально наткнулисьна бурое пятно, разлитое по ковру. Чуть поодаль от страшной лужи стояла ЛарисаВикторовна с самым безумным видом. Волосы экономки, всегда аккуратно уложенные,топорщились дыбом, глаза вывалились из орбит, губы дрожали. Она тыкала пальцемв сторону, не переставая выть.

Я посмотрел туда и впервые испугался.

Не надо осуждать меня за такую реакцию и презрительно цедитьсквозь зубы: «Ну и мужчина, хорош, однако, едва не завалился набок».

Интересно, как бы вы среагировали, увидев то же, что и я?

На портрете Глафиры, на шее, у самого основания, яркокраснело пятно.

Сами понимаете, что ночь превратилась в кошмар. Сначала явыволок в коридор визжащую Ларису и тщательно запер кабинет. Потом потащилэкономку на кухню. Там я попытался влить в нее очередную порцию валерьянки, ноона никак не хотела ее глотать, мотала головой и стонала.

Тогда я решился на крайнюю меру: взял кружку, наполнил еехолодной водой и вылил на Ларису. Она захлебнулась и замолчала. В ее глазахпоявились проблески разума.

— Зачем вы пошли в кабинет? — спросил я.

— Хотела окно закрыть, — прошептала экономка.

— Идите спать.

Лариса кивнула. Я помог ей добраться до спальни и перевелдух. Черт-те что творится в доме у Кузьминского! Кто же этот негодяй? Ни насекунду не поверю в существование проклятия Глафиры и в привидения. Так чьярука малюет пятно? Надо срочно звонить Максиму, плевать, что уже ночь. Я былодвинулся к телефону, но потом решил сначала успокоиться и выпить чаю.

После чаепития на меня начал наваливаться сон, все-такивторые сутки на ногах. Наверное, сейчас следует лечь спать, Максу позвонюутром. Да и что может случиться: кабинет заперт, ключ у меня в кармане, местопроисшествия будет нетронуто.

Я добрел до кровати и рухнул на подушку, не раздеваясь.Первый раз в жизни у меня не хватило сил на то, чтобы стащить с себя брюки…

— Спасите, — донеслось из коридора, —кто-нибудь! Скорей, помогите! О-о! Прогоните! Мамаааа!

Я рывком вскочил. Вся кровь кинулась в голову.

Крик нарастал.

Босой, я выскочил из спальни, плохо понимая, кто орет. Вокно бил солнечный свет, наступило утро. Сообразив, что крики доносятся изспальни Клары, я ринулся туда. За мной бежали Анна и Белла.

Мы влетели в спальню, и я с огромным облегчением увиделвполне целую и на вид совершенно здоровую Клару, которая сидела на кровати.

— Что случилось? — рявкнул я, ощущая тупую,давящую боль в виске.

— Там Глафира, — дрожащим голосом сообщиладевушка.

Вся моя жизнь проходит исключительно в женском обществе. Такслучилось, что близкий друг у меня один, Макс, и встречаться нам доводитсяредко. Воронов, как вы знаете, следователь, свободного времени у него котнаплакал. На вопрос: «Как вы проводите досуг?» — Макс, ухмыляясь, отвечает: «Надосуге я сплю».

Вращаясь среди баб постоянно, я приобрел стойкий иммунитет кистерикам и капризам. Очень хорошо знаю: если начать утешать рыдающую женщину,она проплачет на два часа больше. В тот момент, когда ваша спутница заходится вплаче, нужно ее спокойно остановить. Если начнете кричать, ей-богу, достигнетепротивоположного эффекта. Иногда помогает попытка воззвать к разуму рыдающейособи. В особенности это показано при немотивированных страхах. Поэтому сейчас,подавив острое желание отшлепать Клару, я спокойно произнес:

— Детка, давай разберемся без нервов, кого ты видела игде?

— Глафиру, — прозаикалась дурочка, — там, всаду…

— Хорошо, — кивнул я, — вернее, плохо, ну-каглянь в окно.

— Боюсь.

— Ну, нас тут много, подними голову.

Клара послушалась.

— И что? — осведомился я. — Есть Глафира?

— Нет.

— Вот видишь! На улице утро, светит солнышко.

— Но она была, — настаивала Клара, — стоялатам, в сером платье, с кружевами, оборочками и воланами. Лицо, правда, тряпкойзакрыто, вроде тюля, в руке ножницы…

— А-а-а, — взвизгнула появившаяся Лариса, —она нас всех поубивает! Сначала Катю, потом Маргариту Михайловну…

— Так, — категорично заявил я, — привиденийне существует!

— Весь мир знает, что они живут в астрале, —дрожащим голосом возразила Белла.

Вымолвив эту замечательную фразу, она подошла к кроватиКлары и залезла к сестре под одеяло. Девочки обнялись и затряслись, словнозайцы, вымокшие в ледяной воде.

Я обрадовался. Даже в плохом есть что-то хорошее. Кажется,злейшие враги помирились. Вот и славно, худой мир лучше доброй ссоры, а систерикой сейчас покончим.

С психопатками следует соглашаться.