— У нас хорошие отношения, я ему нравлюсь.

— Шерри ему тоже нравилась. — Я почувствовала ледяной ужас от своих собственных слов.

— Он придет ко мне в госпиталь, — сказала Эрика, — там охрана, санитары.

Она улыбнулась мне, видя, что я еще в нерешительности.

— Он одержим лишь в своем воображении. На свете нет никаких демонов и прочих сверхъестественных сил.

— Вы не встречались с доктором Сингхом? — спросила я.

— С этим старым шарлатаном? О, Боже, Гансу должно быть стыдно.

Она дала мне пожать свою тонкую руку, и мы вышли из кабинета. С лестницы мы поглядели вниз в гостиную. Питер фотографировал Барона, сидящего на ритуальном барабане, украшенного человеческими челюстями.

Тринадцать.

Только в поезде, который отправился в 9:45 на Бей Шоур, я поняла, что мы могли не успеть закончить наше путешествие до полуночи.

Файр Айленд представлял собой полосу песка несколько сот ярдов в ширину и около тридцать миль в длину, связанную с Лонг Айлендом лишь рейсовым катером.

Наш коттедж стоял на берегу неподалеку от Оушен Бей Парк, поэтому обычно мы добирались туда на катере из Бей Шоур без проблем, — обычное дело в летний сезон. Но ночью незадолго до пасхи это было сложнее. Катер не ходил в Оушен Бей Парк с середины октября до середины мая. Поэтому, чтобы попасть в коттедж, нам надо было добраться через Оушен Бич, который был зимней гаванью и, так как на острове кроме нескольких грузовиков не было никакого транспорта, пройти целую милю по темной песчаной тропинке.

— Мы остановимся в Бей Шоур и отправимся дальше утром, — объявила я своей маленькой компании.

Дети начали протестовать, но я сказала им насчет катера.

— Мы можем взять «морское такси», — предложила Кэрри.

— Ранней весной?

Она в смущении замолчала.

Из всей компании только Барон не чувствовал себя подавленно. Он спокойно сидел рядом и, казалось, был рад этой неожиданной прогулке. Кэрри задумчиво потрепала его за шею.

— Бедный Вальтер, — сказала она. — Нам не следовало оставлять его.

— Я понимаю — у вас не было времени, — сказала я. — К тому же это кот Джоэла и он позаботится о нем.

«Но кем сейчас был Джоэл», — подумала я.

— Но ведь Джоэл свихнулся.

— Кэрри! — строго сказала я.

Ее удивила моя строгость.

— Даже, если он свихнулся, — философски заметил Питер, — в доме есть дверь для кота. Он может выйти и наловить себе птиц или крыс.

Дети прорезали дыру в двери, выходящей на задний двор, и вставили пластмассовую трубу, достаточную по размерам, чтобы Вальтер мог выходить и входить тогда, когда ему заблагорассудится.

— Я сомневаюсь, что он умеет ловить крыс, — мрачно сказала Кэрри.

Мы все замолчали, глядя на мелькавшую за окном ночь. Я боялась за Джоэла, Кэрри, и думаю, — за Вальтера. О чем думал Питер — не знаю, но он держал себя в руках, потому что вскоре уснул.

Сойдя с поезда, мы сели в такси, водитель которого вскоре нашел для нас мотель, в котором согласились принять Барона. Комната, которую нам дали, оказалась поистине собачей. Мебель была побита и поцарапана, а красный ковер под ногами был покрыт пятнами собачьих неожиданностей. Питер достал с антресоли раскладушку, а Кэрри пришлось спать рядом со мной на двуспальной кровати.

Это была ужасная ночь, большую часть которой я ворочалась с боку на бок, вспоминая сеанс в магазине «Botanica». Затем, уже перед рассветом я погрузилась в некое подобие сна.

Утро нас встретило мокрым белым прибрежным туманом. Он клочьями пролетал мимо наших окон и оседал на ветвях деревьев, мокрых как во время дождя. В угрюмом настроении мы натянули на себя мятую одежду и, хрустя по насыпанному перед мотелем гравию, направились к шоссе, чтобы найти такси.

Такси не было. Через полчаса голодные и злые мы подошли к причалу и, привязав Барона возле закусочной, зашли внутрь. Затем мы долго стояли, вглядываясь в туман и ожидая появления капитана катера.

— Он голодный, — сказала Кэрри, указывая кивком головы на Барона. Собака не стала есть пончик, который Кэрри ей принесла.

— Если бы он был голоден, он бы поел. Барон получит свои собачьи консервы, когда мы доберемся в Оушен Бич.

— В таком тумане катер не пойдет и может задержаться на несколько часов.

Дрожа от холода и сырости в мокром, молочно-белом тумане, мы прождали довольно много времени. Стали подходить и другие пассажиры. В большинстве своем это были местные жители, но было и несколько горожан, намеревавшихся поселиться в своих коттеджах пораньше. На лицах у всех было раздражение. Кэрри была права — отправление катера задерживалось на целый час.

Наконец мотор застучал, загудел гудок и катер отправился в путь. Когда ясным солнечным утром катер проплывает мимо рыбацких лодок, мимо рыбаков в болотных сапогах с длинными удочками, то чувствуешь как городское напряжение понемногу отпускает тебя: легкие наполняются свежим морским воздухом, жизнь кажется простой, чистой и доброй. Но во время тумана это впечатление пропадает. Рыбаков не видно и катер, кажется, рыскает по морю как слепое животное.

Всю дорогу до острова мы просидели на нижней палубе, прижавшись друг к другу и дрожа от холода и сырости, и вышли оттуда, когда молодые матросы прыгнули на причал Оушен Бич, чтобы привязать канаты.

Наше появление на пляже было спокойным. Дети, которые обычно высаживались на берег как морские пехотинцы, были подозрительно послушны. Мы чинно прошли мимо багажных тележек, а затем, послав детей в продовольственный магазин, я заглянула в электрическую и телефонную компании.

После этого я зашла к мистеру Ольсену, который присматривал за коттеджем во время нашего отсутствия. Он рассказал, что только что вернулся с берега, где красил лодку. Его позвала миссис Ольсен, увидев меня издали.

Взяв запасные ключи от коттеджа, я вернулась за детьми. Судя по их покупкам, они собирались провести вечер, сидя у камина. На прилавке перед ними лежали огромные коробки с воздушной кукурузой, пакеты с сосисками и какие-то консервы.

Мы договорились, чтобы всю эту снедь отнесли к нам в коттедж и, забрав лишь самое главное, налегке вышли из магазина.

Мы топали в своей городской обуви по мокрому песку, нас обдувал холодный и влажный ветер, а трава постоянно цеплялась за наши ноги.

Лишь немногие коттеджи были заселены в это время года. Сквозь жалюзи на окнах веранд виднелась укрытая на зиму мебель,