Одержимость - Рамона Стюарт

ОДЕРЖИМОСТЬ

Серия «HORROR»

Сборник рассказов ужасов

РИПОЛ, Джокер, 1992

Автор и составитель серии — Андронкин Кирилл Юрьевич

Главный художник — Атрошенко Сергей Петрович

Главный редактор — Молчанова Ирина Давидовна

Ramona Stewart — The Possession of Joel Delaney, 1970 (перевод О. Гончарука)

Joan Vatsek — The Duel, 1958 (перевод А. Щипанова)

William Francis Nolan — Dead Call, 1976 (перевод Н. Куликовой)

William Frederick Temple — The Whispering Gallery, 1953 (перевод Н. Куликовой)

Montague Rhodes James — The Treasure of Abbot Thomas, 1904 (перевод Н. Куликовой)

Montague Rhodes James — The Mezzotint, 1904 (перевод Н. Куликовой)

Dennis Etchison — It Only Comes Out at Night, 1976 (перевод Н. Куликовой)

Rosemary Timperley — The Tunnel, 1973 (перевод Н. Куликовой)

Bram Stoker — The Judge’s House, 1891 (перевод Н. Куликовой)

Bram Stoker — The Secret of the Growing Gold, 1892 (перевод Н. Куликовой)

Ambrose Bierce — The Stranger, 1909 (перевод Н. Куликова)

Ambrose Bierce — One Summer Night, 1893 (перевод Н. Куликовой)

Aidan Chambers — Haunted Houses, 1971 (перевод А. Щипанова)

Рамона Стюарт

Одержимость Джоэла Делани

«… нечистый дух, приходя в душу человека … приходит как к агнцу волк, крови алкая, готовый его пожрать. Присутствие его крайне жестоко, ощущение его крайне невыносимо, и разум меркнет: его нападение несправедливо так же, как узурпация чужого имущества»

Катехические лекции Святого Кирилла Иерусалимского

Часть 1

Один.

Сразу хочу сказать, что вовсе не предчувствовала беды. Во мне начисто отсутствует дар предсказателя. Я давно поняла, что все мои ожидания никогда не оправдываются. В колледже на экзамене мне всегда задавали не те вопросы, к которым я готовилась. Парень, который мне нравился, так ни разу мне и не позвонил. Вместо того, чтобы защитить диссертационную работу по антропологии, я вышла замуж за микробиолога, пополнив тем самым странную категорию людей, которые, переезжая из одного университета в другой, выполняют второстепенные работы в области медицины.

Затем, совершенно неожиданно, появились дети. Мы тогда переехали из Нью-Йоркского в Калифорнийский университет. Обучая Кэрри сидеть на горшке и наблюдая за появлением зубов у Питера, я написала свой первый роман, из тиража которого было продано лишь двадцать пять сотен экземпляров, после чего он был забыт. Но за ним последовали другие. Они неплохо продавались, выходя обычно в бумажной обложке, но люди, с которыми я знакомлюсь на вечеринках, все еще спрашивают, под каким псевдонимом я пишу.

Тэд переехал в Университет Рокфеллера, а когда я вернулась в Нью-Йорк, то неожиданно для себя развелась. Однажды вечером, после обеда, Тэд заявил, что хочет жениться на молодой светловолосой шведке — генетике из соседней лаборатории. Шесть месяцев я боролась за свою семью, затем, наконец, сдалась. Последовали переговоры об алиментах для Кэрри и Питера. Родители Тэда держали фабрику, изготавливающую оборудование для нефтедобычи, поэтому мы получили солидный доход в дополнение к моему университетскому жалованию. И вот, наконец, вернувшись однажды из недельной командировки в Мексику, я обнаружила, что являюсь незамужней женщиной с двумя детьми, проживающей в недорогом доме на одной из Восточных Шестидесятых улиц.

Когда я была женой «господина доктора», толкающей перед собой корзину с продуктами по улицам Кембриджа, я просто не могла себе представить, что произойдет со мной позже.

Исходя из всего этого, я не могу апеллировать к моей женской интуиции. Запахи дыма, которые я чувствовала, никогда не предвещали огня, а странные звуки, которые я слышала, не предвещали появления грабителей. Все сны с кошмарами о моих детях, как правило, не оправдывались, и я находила их спокойно спящими в своих кроватях. Я так и продолжала бы катиться по гладкому льду, если бы не неожиданно возникшая у моих ног черная трещина. 

Конечно же, в ночь, когда с моим братом случилась беда, я не предчувствовала ничего необычного.

Он начал поздно возвращаться домой, стал опаздывать к ужину. Я, как старшая сестра, лишь упрекала его, но ничего не помогало, и мне пришлось выработать контрмеры: я просила его прийти раньше, чем планировала сама, и когда он приходил, бифштекс был еще горячим. Пока у него была постоянная работа, я звонила днем в его офис, и он заходил ко мне прямо с работы.

Все началось тогда, когда я, переехав на Восток, обнаружила, что Джоэл, уже два года как вернувшийся из Колумбии, успел несколько раз сменить работу. Он работал в одном из журналов, затем составлял энциклопедию, затем работал в издательстве… Потом последовала отчаянная поездка в Марокко, которая истощила его сбережения. Он послал мне телеграмму, и я устроила его возвращение. Он занялся изданием проспектов, и застать его дома было очень сложно. Мне вновь пришлось назначать ему время заранее. К Джоэлу же вернулись его старые привычки. Было уже семь, а он еще не появлялся.

Если говорить о моих чувствах в этот вечер, то в них не было ничего, кроме раздражения. Детей после школы встретил их отец, и, вместо того чтобы пойти с ними на ретроспективную выставку Боннарда в Музей современного искусства, взял их в свою лабораторию, куда из департамента здравоохранения Техаса был доставлен новый вид бактерий. Обычно дети гуляли по стерильной лаборатории, разглядывая инфицированных мышей, время шло, а Тэд занимался своими делами. Но в этом случае бактерии были найдены в теле погибшего человека. Какой-то несчастный охотник набрел на инфицированного кролика: с шубки кролика слетела муха, укусила охотника за лодыжку, а через два дня он был мертв.

Питер просто сгорал от любопытства. Он решил стать микробиологом, как и его отец, но после нашего развода делал вид, что наука его совершенно не интересует. Может Тэду и не доставало теплоты, но он был превосходным специалистом. Его недостаток был моей проблемой, и хоть Питер понимал меня, способности отца будили в нем зависть и желание подражать. Трудно найти что-нибудь более волнующее, чем воспитание сообразительного двенадцатилетнего сына.

Во всяком случае, они явились домой, профессионально болтая о депрессии антигенов и обо всех видах антител сразу. Я к тому времени закончила бесплодный день за пишущей машинкой — все, что я начинала писать, никуда не годилось.

Под лай венгерской овчарки, подписывая чек для Вероники — нашей пуэрториканской служанки, я умудрилась понять, что вместо музея они были у него в лаборатории и, более того, на обратном пути зашли на чай к