конторами, так что все посетители здесь очень занятые и суровые люди, готовые засудить тебя за недостаточное количество пены на латте.

Я заказываю сэндвич, Риона – кофе и круассан. Я пытаюсь заплатить за нас обоих, но она протягивает свою карту поперек моей.

– Я угощаю. – Девушка ставит меня перед фактом. – Потому что мне нужно к тебе подлизаться.

– Звучит угрожающе.

– Ничего такого…

– Что-то я сомневаюсь.

Мы идем к ближайшему свободному столику. Риона садится напротив меня и кладет руки перед собой. Судя по всему, готовится произнести свою речь.

– Мой брат выступает на митинге, – начинает она. – В поддержку «Фонда свободы». Я хочу, чтобы ты возглавил охрану на мероприятии. Будешь работать со службой безопасности мэра.

– Ладно… – говорю я, не понимая, в чем конкретно состоит просьба. – Но я не большой эксперт по безопасности…

– Я знаю, – говорит Риона. – Просто хочу, чтобы рядом был кто-то из семьи. Служба, которую наняли организаторы, будет больше следить за мэром и спикером. А я хочу, чтобы кто-то присмотрел за Кэлламом.

Кэллам – ее старший брат, тот, что женился на Аиде. Так что у меня не меньше оснований беспокоиться о его безопасности, чем у Рионы. Поэтому я жду, что последует дальше.

Бариста приносит круассан Рионы и мой сэндвич. Я откусываю большой кусок. Риона не притронется к своей еде, пока мы не закончим беседу.

– Митинг пройдет в субботу, – говорит она. – Ты будешь следить за подготовкой и проведением мероприятия. Мэр хочет убедиться, что мы подойдем к вопросу тщательно, потому что за последние месяцы спикер получил несколько угроз об убийстве.

– Кто он? – резко спрашиваю я.

Риона не из тех, кто ходит вокруг да около.

– Яфью Соломон, – отвечает она.

Я кладу сэндвич.

– Сомневаюсь, что это хорошая идея.

– Тебе не придется с ним общаться, – говорит Риона. – Он тебя даже не увидит.

Риона в курсе моих отношений с семейством Соломон. Кроме моих братьев и сестры, она единственная, кто знает об этом.

Я молча раздумываю.

Попроси меня об этом кто-нибудь другой, я бы ответил отказом. Я не желаю находиться вблизи Яфью Соломона и уж тем более заниматься его охраной. Пожалуй, если бы я увидел, как на него несется убийца с ножом, я бы даже отошел в сторону, чтобы не преграждать тому путь.

Но я в долгу перед Рионой.

Поэтому-то она меня и просит. Хороший юрист не задает вопрос, если не знает на него ответа.

Я вздыхаю.

– С кем мне связаться в офисе мэра?

Риона позволяет себе быструю улыбку, довольная, что ей удалось меня уговорить.

– Его зовут Джон Питерсон, – говорит она, высылая мне номер. – Он уже ждет твоего звонка.

Я чуть не рассмеялся.

– Разумеется.

– Ты знаешь, я всегда наготове, – говорит Риона. – Пожалуй, мне пора возвращаться наверх.

– Ты не поела.

– Я возьму с собой.

Она заворачивает круассан в салфетку, чтобы не испачкать руки, и быстро прихлебывает кофе из кружки.

– Спасибо, Данте, – говорит она.

– Сколько еще раз с меня причитается, чтобы мы стали в расчете?

Девушка смеется.

– Не знаю. Как бы ты оценил от двадцати пяти лет до пожизненного?

– Думаю, еще одна или две услуги.

Она кивает мне на прощание и устремляется к лифтам.

Я остаюсь, чтобы доесть свой сэндвич. Ни к чему пропадать хорошей еде.

Симона

Поездка по центру Чикаго накаляет мои нервы до предела.

Я не знаю, то ли город изменился, то ли моя память меня подводит. В моих воспоминаниях Чикаго был окутан каким-то послеполуденным золотым сиянием – все стекла высотных зданий светились, как на закате. Я помнила озеро и реку, чистые и голубые, а между ними – великолепную архитектуру в стиле ар-деко.

Сейчас многие люксовые магазины вдоль Магнифисент-Майл заколочены досками – вероятно, из-за летних беспорядков и протестов, и весь город выглядит куда более унылым и грязным, чем я его помню.

Но возможно, это только в моей голове.

Когда я была здесь последний раз, я была влюблена. Все казалось мне прекрасным. Я не замечала уродства.

С возрастом я стала смотреть на вещи более реалистично.

– Мам, что не так? – спрашивает Генри. Он сидит рядом со мной в такси и читает одну из книг серии «Дневник слабака». Он читал их все уже кучу раз, но частенько перечитывает самые любимые и показывает мне наиболее удачные комиксы.

– Все в порядке, – отвечаю я. – А почему что-то должно быть не так?

– Ты кажешься сердитой.

– Я не сержусь.

– Ты грустишь?

– Наверное, немного устала, малыш.

– Я чувствовал себя уставшим в самолете и поэтому немного поспал.

– Мне тоже стоило так поступить.

Я прижимаю Генри к себе и кладу подбородок ему на голову. Его кудряшки такие мягкие. Он очень красивый мальчик – большие темные глаза, ресницы, которым позавидует любая девчонка, худое лицо. Его ладони и ступни уже размером с мои и продолжают расти. По ним сразу видно, каким высоким он будет, когда вырастет.

– Когда мы увидимся с бабушкой и дедушкой?

– Прямо сейчас. Мы встретимся за ужином.

– Хорошо. Я покажу им свою книжку.

По пути мы проезжаем отель «Дрейк». По очевидным причинам я не стала бронировать там номер. Но невозможно избежать мест, которые я видела, когда жила в Чикаго.

Я вижу то самое место, где припарковался шофер, когда я ревела на заднем сиденье, и где Данте рывком открыл водительскую дверцу и уселся за руль.

Забавно думать о том, как я расстраивалась из-за Парсонса. Это было так по-детски. Когда-то моей самой большой проблемой было не попасть в университет мечты. Я понятия не имела, насколько хуже все вскоре станет.

Я потеряла любовь всей своей жизни.

Я потеряла ребенка.

А потом я потеряла сестру.

Во всяком случае, Генри теперь со мной. Остальное – как пыль на ветру… разлетелось так далеко, что уже никогда не собрать.

Такси останавливается перед рестораном. Я оплачиваю поездку, пока Генри выходит. Ему не терпится увидеть моих родителей. Он любит их, а они его просто обожают. Мой отец водит Генри в зоопарк и учит готовить джолоф[32]. Мама играет с ним в криббедж[33] и показывает, как рисовать акварелью.

Я ценю их отношения с моим сыном. Правда. Но если я когда-нибудь замечу, что они пытаются разрушить его мечты так же, как разрушили мои… В ту же секунду я вычеркну их из нашей жизни. Я никогда не позволю, чтобы мой сын подчинялся чужой воле. Я сделаю для него то,