навстречу. Спотыкаясь на своих шпильках, девушка отшатывается. На ее лице появляется страх.

– Не твое гребаное дело, – рычу я.

– П-простите, – запинаясь, произносит она.

Абигейл роняет ручку, наклоняется, чтобы поднять ее, затем заправляет прядь волос за ухо, не глядя мне в глаза.

– Я отсканирую документы и отправлю вам по почте, – бормочет она.

– Спасибо.

Абигейл устремляется к лифтам. Я же остаюсь стоять на месте.

Как только девушка исчезает из виду, я вновь подхожу к окну. Вернее, к тому месту, где рано или поздно будет окно.

Я стою в западной части здания, глядя на тот рекламный щит.

Изображение снова меняется. Теперь вместо газировки там красуется семидесятифутовая[27] реклама парфюма. На ней крупным планом изображено лицо женщины – самое известное лицо в мире.

Широко расставленные миндалевидные глаза золотисто-коричневого цвета с черной окантовкой у зрачков. Густые черные ресницы и прямые темные брови. Гладкая кожа цвета отполированной бронзы. Квадратная форма лица, заостренный подбородок, полные губы. Эти восхитительные губы тронуты улыбкой. Но глаза печальные… ужасно печальные.

Во всяком случае, такими они мне видятся.

Но откуда мне знать?

Наверное, она самый счастливый человек на свете – с чего бы ей не быть счастливой? Она же гребаная супермодель. Богатая, успешная, знаменитая. Она путешествует по всему миру и дружит со знаменитостями. Чего может ей недоставать в этой жизни?

Это я чертовски несчастен.

Я долго смотрю на это лицо, хотя каждая секунда кажется пыткой. Словно мою грудь сжимают тиски, сдавливая все сильнее до тех пор, пока грудина не треснет.

Затем наконец изображение вновь сменяется колой.

Я отворачиваюсь. Мое лицо все еще пылает.

Симона

– Симона, положи правую руку на бедро. Чуть ниже. Вот так, идеально. Айвори, чуть приподними подбородок… то, что надо. Кто-нибудь, передвиньте вентилятор, я хочу, чтобы юбка развевалась в другую сторону. Нет, в другую сторону! Боже… Теперь наклоните этот отражатель…

Камера щелкает снова и снова. С каждым щелчком я немного меняю позу. Взгляд в объектив, на землю, через правое плечо. Переношу вес на другое бедро, прислоняюсь к Айвори, кладу руку ей на плечо.

Я встаю в позы на автомате, даже не думая. Всегда лицом к свету, пиджак нараспашку, как любит Хьюго.

Я снимаюсь для рекламной кампании «Прада». Третьей за год. Нас всегда ставят в пару с Айвори, потому что мы идеально контрастируем друг с другом – она светленькая, я темненькая. Когда у Хьюго игривое настроение, он всегда напевает нам старую песенку «Ebony and Ivory» Пола Маккартни и Стиви Уандера.

Сегодня настроение у него не игривое. Мы снимаемся в песчаных дюнах Алгодонес, и с самого начала все пошло наперекосяк. Сначала был ветер. Песок залетал в глаза, скрипел на зубах и так и норовил испортить Айвори прическу. Ее волосы пушистые, как сахарная вата, и белые, как облако.

Айвори не блондинка, она альбинос. У нее молочно-белая кожа и фиолетового цвета глаза, отливающие на свету скорее красным, чем синим. Конечно, это означает, что для такой съемки на открытом воздухе девушке приходится мазаться солнцезащитным кремом, а прямые солнечные лучи губительны для ее глаз. Когда мы снимали первый комплект одежды с большими солнцезащитными очками в стиле ретро, все было в полном порядке. Но Айвори переоделась в длинное струящееся платье макси, очки сняли, и теперь у нее на глаза наворачиваются слезы, девушка не может перестать моргать. Оттого что Хьюго направил этот чертов отражатель прямо ей в лицо, тоже не легче.

Хуже всего был жираф. Хьюго пришла в голову блестящая идея задействовать в съемках настоящих животных – сначала страуса, затем масайского жирафа прямиком из зоопарка. К жирафу прилагался дрессировщик, который должен был следить за тем, чтобы животное слушалось. Но жирафу нисколько не понравились ни крики Хьюго, ни вспышки лайтбоксов. В конце концов он ускакал галопом прочь, и массивное копыто размером с обеденную тарелку едва не прилетело Айвори прямо в лицо. После этого она отказалась даже приближаться к животным. Дрессировщику потребовалось больше часа погони на нашем дюноходе, чтобы вернуть жирафа.

В общем, теперь мы сильно отстаем от расписания. Хьюго решил, что лучше мы отснимем несколько комплектов только вдвоем с Айвори, пока не ушел свет.

– Приподними сумочку, Симона, – говорит Хьюго. – Не так высоко, – это тебе не «Цена вопроса»[28]. Сделай это не броско. Естественно.

Нет ничего естественного в том, чтобы принять идеальную позу, демонстрируя и куртку, и сумку именно так, как хочет Хьюго, но я даже не пытаюсь закатить глаза, глядя на него. Я бы тоже хотела уже закончить с этим.

– Ну что, – говорит Хьюго, когда мы сделали пару сотен снимков. – Кто хочет подержать мою змею?

– Я искренне надеюсь, что это не эвфемизм, – сморщив нос, замечает Айвори.

– Ха-ха, очень смешно, – фыркает Хьюго. Это невысокий и худощавый мужчина с козлиной бородкой с проседью, длинным носом и пристрастием к бейсболкам. Айвори говорит, что это потому, что он лысеет и не хочет, чтобы кто-нибудь знал.

Хьюго открывает огромный ящик с подозрительными отверстиями по бокам.

– Я имею в виду настоящую змею. А точнее, темного тигрового питона. Почему бы тебе не обернуть его вокруг шеи, Айвори, – он тоже альбинос. Вы идеально будете смотреться вместе.

– Черта с два, – отвечает Айвори, делая шаг назад. Конечно, трудно судить наверняка, но я бы сказала, что она стала на три оттенка бледнее при взгляде на Хьюго, вытаскивающего из ящика огромного питона.

Эта тварь футов двенадцать в длину[29]. Судя по тому, с каким трудом Хьюго ее поднимает, весит она тоже немало.

– Давайте помогу, – говорит дрессировщик, хватая нижнюю часть питона. Бедняга до сих пор весь мокрый и грязный после беготни за жирафом.

Поначалу змея лениво шевелится, но оживляется, когда понимает, что оказалась на открытом воздухе.

Она довольно симпатичная – кремового цвета с желтоватыми пятнами. Чем-то напоминает мне попкорн. Ее кожа выглядит сухой и гладкой.

– Я возьму ее, – говорю я.

– Отлично, переодеваемся в длинную винтажную юбку, – велит Хьюго. Он обращается не ко мне, а к Даниэлле, ответственной за гардероб. Та бросается за нужной юбкой и новой парой сандалий. Затем помогает мне снять предыдущий наряд, чтобы я могла переодеться. Я делаю это тут же на месте, снимая всю одежду до стрингов телесного цвета. Никому нет дела до моего тела. Обнаженная натура такое же обычное дело в модельном бизнесе, как вейпы и посты в соцсетях.

– Что сверху? – спрашивает Даниэлла.