— Это точно, — задумчиво сказал Бестужев, вспомнивзамкнутого костлявого почтмейстера, олицетворение служебного рвения и служебнойтайны. — Тут и пытаться нечего… Хотя, Джонни… Мало ли что может за этимскрываться. Может, у нашего друга есть в Нью-Йорке невеста, или простосимпатия, вот он ей и шлет регулярно, а теперь решил телеграмму отстучать…

— Симпа-атия… — пробурчал Джонни с насмешливымвидом умудренного жизнью индивидуума одиннадцати лет от роду, решительно непонимающего пока, что взрослые находят во всем этом. — Нет, мистер Майкл,я вам не малыш какой-нибудь, знаю, как это бывает, когда у парня симпатия. Онходит с этаким глупым видом, с самой что ни на есть идиотской улыбкой, всемубелому свету рад, и даже может дать монетку ни с того ни с сего… А этот всегдатакой хмурый, кислый, каждый раз, когда заходит на почту, по сторонамозирается, как будто только что спер денежки у почтенной вдовы, и боится, чтоза ним уже пустились сыщики… Верно вам говорю, не похож он на парня, у которогосимпатия…

— Посмотрим, — сказал Бестужев, протягивая емумонетку. — Посматривай там, на станции…

Войдя в салун, он поступил очень просто: трижды качнувпальцем над стаканом, повторил веско:

— Уан дринк, уан дринк, уан дринк…

Бесстрастный Пэдди, как и подобает хваткому кабатчику, нестал удивляться клиенту, приносящему дополнительную прибыль заведению,набуровил в стакан вполне приемлемую для русского человека дозу. Устроившись вдальнем, прохладном и темноватом уголке спиной к стойке, Бестужев глотнулотнюдь не на американский манер, враз разделавшись с половиной содержимого. Надуше сразу просветлело.

Не зря же говорится, что устами младенца глаголет истина…Все верно: даже черствый, приземленный субъект, относящий на почту письма иотправляющий телеграмму симпатии, будет если не улыбаться, то хотя бы добретьлицом, некая мечтательная радость на его физиономии обязательно будет присутствовать.А вот мистер Фалмор, выполняющий в киноэкспедиции функции кассира и бухгалтера,ведет себя совершенно иначе — как подметили и Джонни, и сам Бестужев, вид унего при посещении почты вороватый, невольно озирается — ну понятно, он же непрофессиональный шпик…

Именно Фалмор и привлек внимание Бестужева, наметаннымглазом высматривавшего среди сотоварищей по экспедиции наседку. У него неимелось точных улик, но они не всегда и нужны: иногда достаточно некихтрудноописуемых словами впечатлений, чтобы с уверенностью заключить: что-то тутнеладно…

Слишком уж бегали глазки у мистера Фалмора, когда онболтался на съемках. Слишком уж назойливо он старался совать нос во все дырки,расспрашивать обо всем, иногда довольно неуклюже, нимало не заботясь о мотивировках.

Слишком уж он нервничал в те моменты, когда для этого неимелось абсолютно никаких причин. Основываясь на собственных наблюдениях идонесениях Джонни, с некоторых пор плотно опекавшего скромного бухгалтера,Бестужев и начал подозревать его всерьез. Разумеется, случаются самые нелепыесовпадения, и напраслина порой возводится на самых невинных людей. Но чутье, ноопыт… Бестужев уже почти и не сомневался: если здесь присутствует нанятыйконкурентами соглядатай, то им может быть только мистер Фалмор, шпик-любитель,по ничтожеству своему не способный сохранять хладнокровие. До сих пор былитолько письма (ежедневные отчеты?), а теперь вот телеграмма. Должно это что-тоозначать? И что именно? Есть над чем поломать голову…

Когда оконное стекло тоненько задребезжало во второй раз, атам и в третий, Бестужев окончательно понял, что ему не почудилось. Встали направился туда. Он давно уже сидел, не зажигая лампы, глаза привыкли ктемноте, и до окна он добрался быстро, ловко обходя массивные предметы мебели,очень может быть, помнившие еще Гражданскую войну.

Четвертый камешек дзынькнул о стекло, пока он неуклюжеопускал непривычную раму — здесь, в Америке, окна открывались совершенно иначе,нужно было не распахивать створки, а поднять одну либо опустить другую. В лицопахнуло теплой ночной прохладой, Бестужев увидел взмах руки, посторонился, ивовремя — еще один камушек прожужжал возле его щеки, звонко стукнул по полу.

— Эй! — тихонько окрикнул он. — Чтостряслось?

— Мистер Майкл, мистер Майкл! — Джонни приплясывалвнизу, судя по сдавленному голосу, с трудом переводил дыхание. — Онипоявились…

Не раздумывая, Бестужев оперся на подоконник, протиснулся вполуотворенное окно и сиганул вниз с неопасной вышины в пару аршин — после своегодебюта в кинематографе и бурных событий трех отснятых лент он способен был,пожалуй, и не на такие трюки.

— Приехали! Приехали! — возбужденно зашепталДжонни. — Фалмор час назад нанял фургон Кривого Хоба, я прицепился сзади,они меня не заметили по темноте… Доехали до станции. С вечерним нью-йоркскимприехали какие-то неприятные типы, четверо, Фалмор с ними пошептался, и онинабились в фургон, собрались сюда… Я бежал напрямик, через Мансанитовую Долину…Опередил, ага… Скоро они тут появятся… А вы стрелять будете?

Ласково взявши огольца за ворот, Бестужев сказал насколькомог убедительнее:

— Никто не будет стрелять… Мы что, в фильме? Но ты всеравно, старина, скройся отсюда куда-нибудь подальше, ты свое дело и так отличносделал…

— Ладно, — проворчал юный агент и направился прочь— столь быстро и сговорчиво, что Бестужев, вспомнив собственное детство, уже несомневался, что мальчишка непременно затаится где-нибудь поблизости, чтобыдосмотреть этот захватывающий спектакль до конца.

И где прикажете его искать в темноте? Остается надеяться,что и в самом деле обойдется без выстрелов, а значит, и без-шальных пуль.Голдман заверял, что до таких крайностей никогда не доходит, так что будемнадеяться…

Бестужев действовал быстро и четко, все было обговорено заранее,еще на закате он предупредил свою гвардию, что нынче с наступлением темнотыследует не смыкать глаз и уж тем более, боже упаси, не увлекаться спиртным — аследует, собравшись в номере у кого-нибудь, быть готовыми к любымнеожиданностям. Вполне возможно, он встревожился понапрасну, но, если ничего непроизойдет, ложную тревогу, как это сплошь и рядом случается, следует попримеру хватких командиров счесть за учения…

Он вернулся в гостиницу, обойдя ее кругом, тихонько поднялсяна второй этаж и распахнул дверь одиннадцатого номера. Там горела на столенеяркая лампа, в полуоткрытое окно уплывал папиросный дым, все его воинство,рассевшись на чем придется, прилежно бодрствовало. Потянув носом застоявшийсявоздух, Бестужев убедился, что некоторое количество спиртного в его отсутствиевсе же было употреблено — но в небольшом количестве, так что можно ипритвориться, будто ничего не заметил. Хорошему солдату водочный порцион неповредит, он от чарки только справнее становится…

Диспозиция была намечена и обсуждена заранее, так чтоБестужеву оставалось лишь отдать парочку кратких команд. Подхватив дубинки, находу доставая из карманов кастеты, его бравы ребятушки тихонечко двинулись квыходу — и, выйдя из гостиницы, рассыпались в разные стороны.