– Но…

– Пункт номер два. Его поведение с девушкой также былоповедением другого человека. Это не Сессл познакомился в кино с Дорис Эванс иубедил ее приехать в Саннингдейл, а человек, именовавший себя Сесслом. Вспомни,Дорис арестовали только через две недели. Она никогда не видела труп. Впротивном случае она бы всех ошеломила, заявив, что это вовсе не тот человек,который пришел с ней на поле для гольфа и вел безумные речи о самоубийстве.План был тщательно обдуман. Девушку пригласили на среду, когда дом Сессладолжен был пустовать, а шляпная булавка должна была указывать на то, чтопреступление совершено женщиной. Убийца встречает девушку, приводит ее вбунгало, угощает ужином, затем ведет на поле для гольфа и, добравшись до местапреступления, размахивает револьвером и пугает ее до смерти. Когда она убегает,ему остается только вытащить труп и оставить его лежащим на метке. Потом онбросает револьвер в кусты, связывает в узел женские кофту и юбку и, теперь яперехожу к догадкам, идет в Уокинг, находящийся всего в шести или семи милях,откуда возвращается в Лондон.

– Подожди минутку, – остановила его Таппенс. – Ты необъяснил одну вещь. Как быть с Холлеби?

– С Холлеби?

– Да. Признаю, что двое игроков сзади не могли видеть, Сесслэто или нет. Но ты не убедишь меня, что человек, игравший с ним, был до такойстепени загипнотизирован голубым пиджаком, что ни разу не взглянул на его лицо.

– В том-то вся и суть, старушка! – воскликнул Томми. –Холлеби все отлично знал. Я принимаю твою теорию, что подлинными растратчикамибыли он и его сын. Убийца должен быть человеком, хорошо знавшим Сессла, вчастности, знавшим, что его жены и слуг не будет дома в среду, и имеющимвозможность сделать слепок ключа от его бунгало. Думаю, Холлеби-младшийсоответствует этим требованиям. Он примерно того же возраста и роста, что иСессл, и оба были гладко выбриты. Возможно, Дорис Эванс видела в газетахнесколько фотографий убитого, но, как ты только что заметила, на них видно лишьто, что это мужчина.

– Неужели она никогда не видела Холлеби в суде?

– Сын вообще не фигурировал в деле. Ведь он не мог датьникаких показаний. Место свидетеля занимал старший Холлеби с его железнымалиби. Никому и в голову не пришло спросить, чем в тот вечер занимался его сын.

– Да, все сходится, – признала Таппенс. Помолчав, онаспросила: – Ты собираешься сообщить все это полиции?

– Не знаю, станут ли они слушать.

– Станут, будьте уверены, – неожиданно произнес голоспозади.

Обернувшись, Томми увидел инспектора Мэрриота, сидящего засоседним столиком. Перед ним лежало яйцо-пашот.

– Часто захожу сюда на ленч, – объяснил инспектор. – Как ясказал, мы с удовольствием вас выслушаем, фактически я уже выслушал. Должен вамсообщить, что мы были не вполне удовлетворены этой историей с компанией«Поркьюпайн» и подозревали Холлеби, но у нас не было доказательств. Они былислишком ловкими. Потом произошло убийство, которое, казалось, опровергало всенаши подозрения. Но благодаря вам и вашей жене, сэр, мы устроим молодомуХоллеби очную ставку с Дорис Эванс и посмотрим, узнает ли она его. Думаю, чтоузнает. Ваша идея насчет голубого пиджака была весьма изобретательной. Япозабочусь, чтобы заслуги блистательных сыщиков Бланта были признаны.

– Вы очень славный человек, инспектор, – с благодарностьюпромолвила Таппенс.

– Вы бы удивились, узнав, какого мы в Ярде высокого мнения овас двоих, – отозвался достойный джентльмен. – Могу я спросить, сэр, чтоозначает этот кусок бечевки?

– Ничего, – ответил Томми, пряча в карман упомянутыйпредмет. – Всего лишь дурная привычка. А что касается молока и ватрушки, то яна диете. Диспепсия на нервной почве. Бизнесмены всегда ей подвержены.

– Вот как? – Инспектор покачал головой. – А я подумал, чтовы, возможно, читали… Ладно, это не имеет значения.

Но его глаза смеялись.

– Что… – начала Таппенс и сразу умолкла.

Она только что вошла в личный кабинет мистера Бланта изсмежной комнаты с табличкой «Клерки» и была удивлена, застав своего супруга иповелителя приложившим глаз к потайному отверстию с видом на приемную.

– Ш-ш! – предупредил ее Томми. – Разве ты не слышала звонок?Это девушка, и довольно симпатичная, по-моему, она весьма недурна собой. Элбертсейчас заговаривает ей зубы обычным трепом о моей телефонной беседе соСкотленд-Ярдом.

– Дай-ка мне взглянуть, – потребовала Таппенс.

Томми неохотно отодвинулся, и Таппенс в свою очередьприложила глаз к отверстию.

– Действительно недурна, – признала она. – А ее одежда –последний крик моды.

– Она просто красавица, – не унимался Томми. – Похожа надевушек, о которых пишет Мейсон[28], – симпатичных, красивых и умных, но отнюдьне дерзких и не нахальных. Пожалуй, сегодня утром я сделаюсь великим Ано[29].

– Хм, – промолвила Таппенс. – Если существует сыщик, накоторого ты совсем не похож, так это Ано. Разве ты можешь молниеносноперевоплощаться? Можешь в течение пяти минут стать великим комиком, мальчишкойиз трущоб и серьезным, преисполненным сочувствия другом?

– Знаю, – отмахнулся Томми и резко постучал по столу. – Ноне забывай, Таппенс, что на этом корабле командую я. И сейчас я намерен принятьее.

Он нажал кнопку на столе. Появился Элберт, введя клиентку.

Девушка нерешительно остановилась в дверях. Томми шагнулвперед.

– Входите и садитесь, мадемуазель, – вежливо пригласилТомми.

Таппенс, не сдержавшись, прыснула в кулак, и Томмиповернулся к ней. Его манеры сразу же изменились.

– Вы что-то сказали, мисс Робинсон? – осведомился онугрожающим тоном. – Нет? Так я и думал.

Томми снова обратился к девушке:

– Обойдемся без лишних формальностей. Просто расскажите мневсе, и мы обсудим, как лучше всего вам помочь.

– Вы очень любезны, – сказала девушка. – Простите, выиностранец?

Таппенс снова издала сдавленный звук. Томми свирепо глянулна нее краем глаза.

– Не совсем, – признался он. – Но в последние годы я многоработал за границей и усвоил методы Сюрте[30].