Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– О нет, – рассмеялся ректор, – мистер Ланье был человеком крайне неконфликтным, а по поводу работы, так основной его деятельностью были лекции по физике.
– Он читал только лекции? Больше ни над чем не работал?
– Каждый учёный над чем-нибудь да работает. Но никакого спонсирования он не получал. Это было бы в моих документах. Подождите, вроде бы он написал какую-то статью, – почесал он затылок, – и её вроде даже напечатали. Сам я не физик, знаете ли…
– О чём была статья?
– Вам лучше поговорить с мистером Сноузи. Это декан физического факультета. Они более тесно работали с мистером Ланье. Декан Сноузи очень общительный и приветливый человек, он будет рад принять вас. Я позвоню ему.
– Да, будьте любезны.
– Это в соседнем здании, справа от нашего, кабинет на третьем этаже. На мне слишком много дел, господа, я не могу знать всё, – как бы извинялся ректор.
– Мы понимаем, – сказал Морис.
– Странно, – сказала Глория, – у меня такое чувство, будто я уже была здесь.
– В моём кабинете? – удивился ректор.
– Нет, в вашем университете.
– А, это совсем неудивительно, – отмахнулся ректор, – в нашем университете снималось столько фильмов. Каждый, кто хочет снять что-то заумное, приходит к нам, – рассмеялся он. – «Игры разума», помните?
– Да, – закивала Глория, не вспомнив этого фильма, она не смотрела заумных фильмов. Но название ей и правда показалось знакомым.
– Во-о-т, – протянул ректор, – и много-много других фильмов. Даже если речь идёт о Гарварде или Стэнфорде, например, то снимают всё равно у нас. Я сам никогда не против. – Он снял трубку, собираясь звонить. – Обычному человеку не понять разницы, тем более в кино.
Глории как-то взгрустнулось от услышанного, всегда грустно, когда с тобой происходит что-то необычное, а, как потом оказывается, оно происходит со всеми.
– Алло, мистер Сноузи, – говорил ректор в старую телефонную трубку, – к вам придут господа из полиции… Нет, не те, что приходили вчера, это гости из Бронкса. Да, я тоже сказал, что ничего не знаю, да. Но, думаю, будет лучше, если они поговорят и с вами.
Ректор ещё говорил по телефону, когда Морис пожал его руку, прощаясь с ним.
– Тебе тоже казалось, что ты был здесь, Морис? – спросила Глория, когда они уже вышли из кампуса.
– Да, было что-то знакомое, коридоры или эти арки. Я тоже это где-то видел.
Ронни откашлялся и побледнел.
– Вы лучше останьтесь здесь, – сказал Морис, – на свежем воздухе, а я схожу в деканат.
Морис непременно хотел позвонить домой, но не при Ронни с Глорией. А отвязаться от них он не мог. На пути к деканату Морис позвонил Саманте трижды, но дома никто не брал трубку. «Может, она боится брать телефон, – подумал он, – или опять вышла в магазин».
От декана физического факультета он тоже ничего не узнал, по крайней мере, ничего нового. Мистер Сноузи сказал ему, что профессор Ланье был человеком нелюдимым, скрытным, как и все профессора, что занимался он теорией относительности и даже как-то стал лауреатом стипендии Мак-Артура, а недавно написал статью о квантовой запутанности частиц, но дальше дело не пошло. По мнению того же Сноузи, врагов никаких у мистера Ланье никогда не было, как и друзей, а единственным человеком, с кем он общался, была его жена.
К ней-то Морис и решил отправиться.
– Ну, что-то узнал? – спросил Ронни, садясь на заднее сиденье скрипучего «Форда».
– Нет, всё то же. Никто ничего не знает, одна надежда на его жену. – Морис посмотрел на напарника: – А ты уже лучше выглядишь.
– Конечно лучше, – сказала Глория, усаживаясь рядом с водительским, – он облевал один из кустов на территории кампуса.
– Да, – сказал Ронни, откидываясь назад, принимая более удобную позу, – кто виноват, что на двухстах гектарах земли нельзя найти туалета?
Миссис Ланье жила недалеко, тоже в Принстоне. Этот город разительно отличался от всего Нью-Джерси. Он напоминал студгородок с маленькими скромными домиками. И Морис не удивился даже, когда увидел, как скромно жил профессор. Его небольшой одноэтажный дом стоял среди таких же небольших и одноэтажных. Морис оставил спящего Ронни в машине вместе с Глорией, а сам направился к дому профессора.
Белая дверь желтоватого дома открылась на третий стук. Миловидная женщина средних лет с пушистой, как одуванчик, причёской, смотрела через дверную щель опухшими, но счастливыми глазами.
– Миссис Ланье, – спросил Морис, показывая полицейский значок, – меня зовут Бенджамин Морис, я детектив полиции Бронкса.
Миссис Ланье закрыла дверь, сняла цепочку и снова открыла её, впустив Мориса.
– Проходите, детектив, – сказала она, вытирая руки кухонным полотенцем. Она то скручивала его, то расправляла, вытирала руки, потом опять скручивала. Морис понял, что это нервное.
– Присаживайтесь, – указала она на софу, – хотите чаю?
– Нет-нет, – отказался, он, – меня ждут.
– Есть с бергамотом, с мятой, с кардамоном или просто чай. Вам с лимоном или с молоком?
– Мадам, мне правда очень неудобно.
– О, это мне неудобно, – миссис Ланье села рядом с Морисом, взяла его за руку, – это мне неудобно, детектив, вы проделали такой путь, и всё из-за моей, из-за моей… – подбирала она слова, – нервной неустойчивости.
– Нервной неустойчивости, мадам?
– Да, – закивала она, – несдержанности, импульсивности… Мне так неудобно. На ушах вся полиция, и наша, и теперь вот ещё и вы… Сколько вы ехали к нам, детектив?
– Чуть больше часа, – не понимая, что происходит, ответил Морис.
– И всё из-за меня, – тяжело вздохнула миссис Ланье.
– Не из-за вас, мадам.
Морису вдруг подумалось, что женщина сходит с ума. Потеряв единственного близкого человека, мужа, неудивительно забыть вчерашний день.
– Я приехал не из-за вас, мадам, – положил он другую руку на её ладонь, – а из-за вашего мужа, мистера Альберта Ланье. Он пропал три дня назад, – Морис постарался говорить как можно тише и спокойнее, чтобы не пошатнуть и без того нестабильное психическое состояние бедной женщины.
– Нет, – шёпотом сказала она, искривив дрожащие губы в улыбке, – нет, – почти приблизила она своё воодушевлённое лицо к лицу Мориса, – он не пропал, не пропал, – повторила она по слогам.
– Не пропал? – повторил с недоверием Морис.
– Вы не верите мне?
– Я верю вам, мадам.
В таких ситуациях всегда лучше верить или сказать, что веришь. «Почему никто не оказал психологической помощи этой несчастной женщине? – думал Морис. – Она ведь может сойти с ума, если уже не сошла».
– Он не пропал, – встала она с софы и подошла к журнальному столику, – это я взбаламутила всех раньше времени. – Вот, – протянула она лист бумаги Морису, – он прислал мне письмо. Мой муж уехал в горы и забыл предупредить меня. Но в день отъезда отправил мне письмо, и вот только сегодня утром я получила его.