– Да, подозрительно, когда всё хорошо, – кивал Ронни.

– Ага.

– Когда человек всем доволен.

– Да.

Они замолчали.

– И всё-таки у него была любовница, – не выдержал Ронни.

– А мне кажется, его убили. И он уже давно в реке, под каким-нибудь мостом рыб кормит.

– Между прочим, трупы – отличный корм, Глория.

– Фу, чёрт тебя дери, Ронни, я аж есть расхотела.

– И зря, здесь отличная столовая. Я это носом чую.

– Может, мы перекусим, а?

Столовая находилась этажом ниже. Морис не хотел ничего есть. Он взял лишь содовую и ждал за столом, пока эти двое заставляли свои подносы. Морис посмотрел на часы. Полдесятого. Когда он уходил из дома, Саманта ещё спала. Он надеялся вернуться к вечеру. Странным было то, что никаких предпосылок к повторному покушению на Саманту не было. Никто не следил за ними, не проникал в её дом. Морис поставил сигнализацию на её особняк и переадресацию на телефонный номер. Любой звонок, поступивший к ней, автоматически перешёл бы ему на сотовый. Но никаких подозрительных звонков или сообщений за все эти дни не приходило. Морис как-то подумал, что можно было поместить Саманту в гостиницу, и вчера даже предложил ей это. Из самых лучших побуждений. Но она не приняла предложение, а кажется, даже обиделась. Она думала, её выгоняют, она думала, что мешает ему.

Но Морису никто не мешал, он и не думал её выгонять, он даже привык уже спать на полу, на синем надувном матрасе. Морису было неудобно держать человека в столь стеснённых условиях, ему было стыдно, что у него, у взрослого мужчины, не то что квартиры нормальной нет, у него даже дивана для гостей не имеется. «Нужно будет купить диван», – решил он, когда Глория и Ронни с полными подносами подошли к столу.

– А я всё же думаю – любовница! – не унимался Ронни, разрезая бифштекс. – Всё летит к чертям, когда заводятся любовницы, скажи же, Бенджи.

– Чего я тебе скажу? У меня любовницы-то никогда и не было.

– У тебя нет, а у жены твоей был, любовник, в смысле, и всё полетело к чертям.

– Но не у неё же полетело, а у меня. У неё всё хорошо.

– А это не важно, у кого хорошо, важно, что у кого-то плохо.

– Точно, – сказала, Глория, разрезая стейк, – он тут прав, во всём виноваты любовницы и любовники, в общем те, кто не к месту. Каждый должен быть на своём месте, как в шахматной партии, да, Ронни?

– Именно.

– А если не на своём, то всё – пиши пропало.

Тут Глория замолчала и перестала жевать, ей вдруг открылось, почему всё в её жизни было не так: она постоянно была не на своём месте, каждый раз, и каждый раз её сбрасывали с доски. Она была той самой фигурой, что лежит рядом с жизнью, но уже не играет в неё.

– Вот я и говорю, слышишь, Глория?

– Слышу, да.

– Была у меня одна любовница, ну не у меня, а в деле моём, я тогда в Колорадо работал. Так вот, там один мужик, ну, назовём его везунчик, ноутбук дома забыл, а там отчёт, понимаешь. И домой не поедешь, совещание уже вот-вот. И звонит он тогда жене. Милая, так мол и так, зайди на мой компьютер, найди отчёт в папке такой-то… какое жилистое мясо, они его недожарили, что ли…

– Ну!

– А, ну и вот, в папке такой-то и пришли мне его по почте.

– А в компьютере что? Фото?

– Хуже.

– Ну!

– Пароль.

– Какой?

– Сладкая Николь.

– А жену не Николь зовут?

– Тогда не было бы истории, Глория!

– А, ну да.

– Так жена ему говорит: «Пароль-то давай». А он ей: «Забыл, – говорит, – забыл тут, и всё». А начальник отчёт требует, и работу потерять ему никак нельзя.

– Ну и? Сказал?

– А то! Сказал! И отчёт она ему не прислала, и работу потерял, и тарелкой по голове получил. Вот тебе и любовница.

– Да, – протянула Глория.

– Да не было у этого профессора никакой любовницы, – встрял Морис.

– По себе людей не судят, – встала из-за стола Глория.

– Это точно, – проглотил недожёванный кусок стейка Ронни.

На выходе из кампуса Ронни спросил у охранника, не нужно ли ему предъявить удостоверение ещё раз, но охранник покачал головой. Тогда Ронни попросил его показать своё удостоверение, на самом ли деле он охранник или только прикидывается. На что коренастый господин в форме сказал, что он дипломированный стоматолог, и если тот, в смысле Ронни, не прекратит загораживать проход, он ему все зубы вырвет и в одно место засунет.

– Тоже мне, дипломированный стоматолог, – ворчал Ронни, выйдя из университета, – ты видел, чтобы стоматологи охранниками работали?

– Может, он из Мексики? – предположил Морис.

– Да, похож…

– Не приставай к людям, Ронни, – сказала Глория.

– Да, я помню, у него синдром.

– У тебя, похоже, тот же синдром.

– Так, хватит раздавать всем диагнозы, Глория. Сели в машину!

Морис терял терпение, ему казалось, он работает с детьми или стажёрами, на напарников эти двое никак не походили.

– Эту колымагу и машиной-то сложно назвать, – сказал Ронни, когда они завелись с третьего раза.

– Ты можешь ехать на своей, – ответил Морис.

– Ты же знаешь, я разбил её на задании…

– Ты врезался в столб, когда поднимал упавший бургер, Ронни…

– Я ехал тогда на задание! И вообще, ты злой какой-то, Морис. Знаешь почему? Потому что голодный.

– Я злой, потому что у меня полно дел.

– Ты про то убийство?

– Ты сказал ему? – влезла Глория.

– Сказал.

– Это я нашла свидетеля.

– Какого свидетеля? – спросил Ронни.

– Ту тупую актрису.

– Какую актрису?

– Так ты не сказал, Бенджи?

– Так. – «Форд» заскрипел тормозами и встал посреди проезжей части. – Если вы не замолчите, я вообще никуда не поеду! Понятно?

– Понятно, – обиделась Глория.

– Сначала профессор, потом всё остальное.

– Наше сознание неразрывно связано с временем, оно вплетено в него, – говорил Ланье, в очередной раз объясняя жене свою теорию.

Они сидели на кухне. В очередное утро выходного дня. Принудительный отпуск подходил к концу. Ещё никогда он не отдыхал так долго. Из духового шкафа пахло пирогом и запечёнными яблоками. Миссис Ланье открыла духовой шкаф.