– Что? Как же я убил, если она жива?

Дождь так гремел, что ничего не было слышно. Ветер поднял Гудзон и прибрежную пыль. Морис вспомнил, что никакого убийства не было.

– Вы хотели убить её?

Кларк Стюарт молчал.

– Хотели?

– Хотел, – сказал он, поправляя мокрые волосы, – но что-то пошло не так. Киллер, которого я нанял… Вы не поверите, детектив, он испарился. Он не убил её.

– Покушение сорвалось?

– Да, детектив.

– Но почему вы не наняли другого киллера?

Дождь резко стих, так же резко, как и начался.

Кларк Стюарт выжал свой шарф и ещё раз протёр им лицо.

– Вы не поверите мне, мистер Морис.

Теперь уже Морис во всё бы поверил, даже в воскрешение Христа.

– Когда мой человек поехал на задание, он должен был убить её. Я снял ему домик, напротив. Так вот, он так и не заехал в тот дом, так и не был там, он исчез где-то по дороге, но об этом я узнал на следующий день. В день убийства я сидел дома и пил. Целый год я вынашивал план мести, план убийства этой стервы, а в тот самый день мне стало жаль её. Саманту должны были убить в десять часов, когда пробило десять, я разрыдался. Я пил и рыдал целый день. А когда я узнал, что она жива… Я понял, что не убью её снова. Я уже убил её тогда, пусть не по-настоящему, но я удовлетворил свою месть. С меня было достаточно.

– Я должен буду посадить её за организацию и покушение на убийство, – еле вымолвил Морис.

Кларк Стюарт ухмыльнулся.

– Значит, вы не втрескались в неё, детектив? Уважаю, – протянул он.

Морис молчал.

– Делайте что хотите, может, вам и правда лучше посадить её. Вдруг мне вздумается ещё раз её убить, – он рассмеялся, подмигнул Морису и ушёл.

«Отче наш, да святится имя твоё, да прибудет царствие твоё, да будет воля твоя…» – бормотал уставший голос через утренний сон.

Чарли Беккер открыл глаза. Он лежал на той же постели, в том же доме, напротив дома Саманты Стюарт.

Те же стены смотрели на него, тот же день не желал его отпускать.

«Кто-то держит меня, – думал Чарли, – что-то держит меня, возвращая в этот самый день. Но я не убил её, я не убил её вчера».

Он поднялся с кровати и крикнул на весь дом:

– Я не убил её, слышите! Не убил! Это какое-то шоу? Розыгрыш? Кто делает это со мной?

Он опустился на колени и заплакал, он плакал как ребёнок, утирая сопли кулаком.

– Я не убил её! – всхлипывал Чарли. – Я не смогу опять… я не смогу опять её убить.

Он вспомнил, как заходил к ней снова и снова, как она убегала, как он, схватив её за плечи, дёрнул так сильно, что, кажется, у той хрустнуло в рёбрах. Она вырывалась, вырывалась, а он держал её, притянул к себе и выстрелил. Она сразу обмякла, тут же повисла на нём …

– Я не хочу опять, – кричал он в немые стены, – я не хочу убивать её, – взывал он к господу, через пожелтевший в разводах по- толок. –   Я не сделал ничего плохого, я не убил её…

– Выпустите меня, – он сидел пристёгнутый к креслу и мотался в нём, полный агонии. Датчики на его голове фиксировали всё, что происходило с телом.

– Давление под двести, – сказал доктор.

– Почему он не приходит в себя? Верните его, профессор.

– Он должен послать нам знак, он должен оставить след.

– Нет никакого шрама, он провалил задание.

– Ещё не конец.

– Пора выводить его, он уже двенадцать часов в таком состоянии.

– Не преувеличивайте, пару раз он спал.

– Он терял сознание, это разные вещи.

– Почему он не следует инструкциям?

– Не волнуйтесь, генерал, всё по плану.

– Хреновый же у вас план.

Чарли метался по полу в истерике, он весь взмок и горел. На тумбе лежал всё тот же пистолет с глушителем, сколько раз он избавлялся от него. Но он находил его снова. Чарли взял пистолет, сгрёб все вещи, собрал чемодан, вышел из дома, сел в машину и уехал. Он ехал к мосту. К утреннему Гудзону. Там, у маяка, не так многолюдно, слишком рано для людей. Он выбросит пистолет в воду, но сначала…

– Отче наш, – бормотал Чарли Беккер.

– Отче наш, – вырвалось из сжатых губ подопытного.

– Что он бормочет там? Вы слышите, профессор?

– Да святится имя Твоё…

– Какое имя ему нужно?

– Он читает молитву, генерал…

– Тьфу, – сплюнул генерал, – вы же сказали, он нормальный!

– Нормальный.

– Религиозных фанатиков не допускают к серьёзным экспериментам.

– В ходе проведённой с ним беседы было выявлено, что он не верит в Бога.

– В его камере даже Библии не было…

– Да какое это сейчас имеет значение!

– Да прибудет царствие Твоё…

Все мускулы изнеможённого усталостью Джейкоба резко сжались. Пульсирующее, уставшее лицо покрылось крупными каплями пота.

– Пульс, какой пульс?

– Пульс в норме.

– Но его же трясёт!

– О господи…

Джейкоб вдруг обмяк, тело его ослабло, глаза уже не двигались под закрытыми веками, руки, что ещё секунду назад так яростно вцеплялись в подлокотники, разжали побелевшие пальцы. Все присутствующие отступили на шаг. Никто не мог проронить и слова. Покой и умиротворение озарили лицо несчастного. Тонкая струйка крови стекала по впалой щеке и медленно капала в небольшую красную лужицу на белоснежном полу. В виске зиял огнестрел.

– Время смерти 17.00.