– В горы? – развернул лист бумаги Морис. – Зачем ему в горы?

– Подумать, – убедительно ответила миссис Ланье, – он и раньше уезжал, но я знала об этом, а сейчас забыл предупредить. Я подняла всю полицию, – виновато всплеснула она руками и села на диван.

«Дорогая моя Инес, – читал Морис, – я был вынужден уехать в горы для проведения физического эксперимента. Я не мог предупредить тебя заранее, потому как не знал, что уеду. Прошу, не волнуйся и передай декану, что я вернусь, как только посчитаю возможным. Целую, Альберт».

– Вы уверены, что это писал ваш муж, миссис Ланье? – осторожно переспросил её Морис.

– Конечно, – улыбнулась мадам, – это же его почерк.

– Значит, с вашим мужем всё хорошо?

– Несомненно, детектив, и мне так неудобно, – встала она.

– Ничего, мадам… – тоже встал Морис, – а вы показывали это письмо полиции Нью-Джерси?

– Да, сегодня утром они приезжали, и я показала письмо. Мне было так неудобно.

– Ну что вы, это наша работа миссис Ланье. Но в университете ещё не в курсе.

– Ах, – всплеснула она руками, – я позвоню им, как только вы уйдёте, ой, – она покраснела, – вы же не думаете, что я выгоняю вас?

– Нет-нет, – Морис попятился к двери, – двое моих ребят ждут в машине.

– Как неудобно, – повторяла она, открывая дверь, – как неудобно, – сокрушалась она, закрывая её за Морисом.

– Как это – он нашёлся? – возмущалась Глория, пока Морис заводил ворчащий «Форд».

– Эта машина похожа на дохлую лошадь, Бенджи, которую постоянно зачем-то реанимируют, – сказал Ронни, проснувшись от очередного запуска двигателя.

– Он не мог просто найтись! – не унималась Глория.

Первое и, может, последнее дело в её жизни рассыпалось на глазах.

– Кто нашёлся?

– Спи дальше, Ронни!

– Его жена сказала, что он прислал письмо, – Морис осторожно двинулся с места.

– Кто прислал письмо?

– Альберт Ланье.

– Да? – обрадовался Ронни. – Дело закрыто! – сказал он и уснул опять.

– И всё же я не понимаю, как он мог просто так найтись, есть в этом что-то подозрительное, – Глория обернулась, и через заднее окно посмотрела на уменьшающийся домик профессора.

– Сначала она подняла всю полицию, а теперь он нашёлся?

– Такое бывает, Глория, – невозмутимо сказал Морис, смотря по сторонам незнакомого ему перекрёстка.

– Да проезжай уже, – вспылила она, – тут ни одной машины. И всё же, пока мы не увидим этого профессора, я ей не поверю.

– С чего бы ей врать?

– Мало ли с чего, может, это она его заказала.

Морис тяжело вздохнул. Людям, которые только начинают работу детектива, повсюду мерещатся заказные убийства, не то чтобы их не было совсем, и тому пример дело Саманты, но их не так много, как кажется. Глории же всё это время казалось, что она в каком-то детективном романе или кино, а тут профессор прислал весточку, и вроде как кино закончилось, а она так и не доиграла свою роль. Но на этот раз её сомнения всё же отзывались и у Мориса. Как-то всё было быстро. Быстро и подозрительно. Морис поругал себя, что не попросил конверт от письма с обратным адресом профессора. Но не могло ли это расцениваться как вторжение в личную жизнь? Если представить, что профессор не пропал, а просто остановился где-то в горах, может, снял домик у знакомых, то какое Морис имеет право узнавать адрес его остановки? Ведь если Ланье не пропал, то никакого дела вообще нет.

На часах было полпятого, когда детектив подъехал к своему дому. В квартире горел свет, на окне стояла пугающая ваза с апельсинами. Дверь в квартиру была открыта, свет горел, телевизор включён. Морис заглянул в ванную комнату – никого. Следов борьбы или взлома не было. Что-то опустилось у него внутри. «Саманта!» – крикнул он куда-то в подъезд. «Саманта», – отдалось глухим эхом. Чтобы ещё раз он бросил её! Дверь наверху крякнула замком и протяжно заскрипела.

– Бенджамин, – раздался голос Саманты.

У Мориса отлегло, он услышал быстрые женские шаги, сбегающие вниз.

– Сеньора Альваро увезли на скорой, – сказала она, – мадам Аннет обнаружила его в ванной, а потом и ей стало плохо. Я была у неё.

Давно Ланье не был ни в каких поездках. Он взял такси, попросил водителя не спешить. Времени было предостаточно, а лихачества он не терпел. Так, откинувшись на заднем сиденье авто, прямо за водительским, Ланье думал о предстоящей встрече с давним другом.

В Принстоне у него ни с кем не было близких отношений. Ни с кем из равных ему, а Дэвид лишь внимал всему, что говорил Ланье, те же, кто был на равных с профессором, сторонились его. До недавнего времени.

«Как же всеобщее признание меняет отношение к тебе, – думал Ланье. – Вот ты был никем, просто профессором среди таких же профессоров, но стоило журналу напечатать тебя, как перед тобой лебезят, к тебе прислушиваются». Один из замдеканов даже отдал Ланье последний шоколадный кекс в столовой. «Отказ от кекса – это уже серьёзно, – усмехнулся про себя профессор, – до чего же может дойти человеческое лицемерие». Два дня назад декан вызвал его к себе и ненавязчиво так поинтересовался, во сколько же выльются затраты на его исследование. Ланье, будучи человеком скромным, назвал, как ему казалось, совершенно нескромную сумму, но и этого декану показалось мало.

– Это очень мало, профессор. Я рад, что вы обойдётесь и этим, но университету необходимо новое оборудование. Было бы очень кстати, если бы совершенно случайно оно понадобилось и вам. Через месяц у нас консилиум со спонсорами. Им интересно знать, на что мы тратим их деньги. Пара проектов, как вам известно, были перекуплены китайцами, мы уже не знали, что и сказать, и тут вы, вы, уважаемый мистер Ланье. Для меня честь работать с вами, – он сжал его руку настойчивой дружеской хваткой, и это несмотря на то что ещё совсем недавно отчитывал его в этом же самом кабинете, стыдя и унижая как ребёнка.

– Может, наши отношения не всегда были гладкими, – уловил он скептический настрой Ланье, – но, как говорится, кто прошлое помянет, тому что…

Ланье всё ещё был в такси, он открыл глаза и посмотрел на своё отражение в окне автомобиля. Нечёткое, ускользающее, оно то исчезало, то появлялось вновь.

«Как же случайна жизнь», – думал Ланье. Если бы сто лет назад Эйнштейн не увидел своего отражения в окне мчащегося поезда, то физика не была бы той, что есть сейчас. Может, об этом он и расскажет студентам в Бронксе. О случайных открытиях, изменивших мир. Или он будет говорить о себе? Шатц обязательно заставит его рассказать о себе, а Ланье обязательно смутится.

Инес не раз говорила ему, что о себе надо говорить всегда, и всегда только в лучшем ключе, скромностью ещё никто ничего не добился. Ах, Инес! Ланье вспомнил, с какой гордостью она каждое утро разбирала почту и с каким воодушевлением читала письма, приходившие к нему. Кто ему только не писал, даже из-за границы. А на физическом форуме открылось несколько веток с дискуссиями, люди спорили о перспективности или провале его теории. Ланье часто писали посторонние люди, он даже не знал, кто они, ему и не нужно было знать. Но этот человек в чёрном костюме всё никак не выходил у него из головы. Кем же он был… На учёного не похож. Может, один из спонсоров, догадался Ланье. Догадался и тут же успокоился. Так всегда было, они прощупывают почву, желая узнать, сколько же в действительности будет стоить исследование, не завысит ли цену декан. А может, его хотят перекупить? Другой университет. Это вполне объяснило бы тот флёр скрытности, который витал над незнакомым господином. Жаль, Ланье не догадался спросить, как его зовут.