– Хватит уже убиваться…

– Я-то думала, его большая тайна связана с политикой, а его тайной оказалась Хейя!

– Уснул. Пойду уложу и сделаю нам чаю.

Прошедшую ночь я провела практически без сна и все боялась, что Дженни услышит, как я хожу взад-вперед. Полы у нее деревянные и скрипят под ногами. Слышала она или нет, мне ничего не сказала. Я заставила себя лечь, только когда за шторами стало светлеть. Билли проснулся, и Дженни забрала его к себе, чтобы я могла поспать. Когда я проснулась, мне было уже не так тяжело. Маркус пока не объявлялся.

Дженни вернулась, поставила чайник и села рядом.

– Я вот все думала… То, что она работает у тебя в журнале – не простое совпадение. Когда она появилась?

– Я была тогда беременна, месяцев, наверное, пять или шесть. Она еще все поглядывала на мой живот во время собеседования.

– Боже ты мой…

– И я ее приняла! Собственно, мне больше понравился другой кандидат, мужчина с опытом работы. А Филип захотел взять ее. Мы с ним даже поспорили, а потом я уступила.

Дженни встала, заварила чай.

– А когда ты в первый раз сказала о ней Маркусу?

– Пытаюсь вспомнить… Он тогда еще не жил у меня. Как раз перед тем, как он переехал. Он как-то пришел к ужину, и я рассказала, что мы приняли на работу журналистку из Финляндии, и имя назвала – Хейя Ванхейнен.

– А он?

– Он – ничего. И уж точно не упоминал об их знакомстве! Меня тогда занимала моя беременность, все у нас шло хорошо. Много времени спустя я спросила, знает ли он, что она была известной телеведущей, и Маркус сказал – да, ею все восхищались. И замял разговор. Я решила, он не желает вообще вспоминать о Финляндии, а что все дело в Хейе, мне и в голову не пришло.

– Я про ее появление у вас в редакции. Вряд ли Маркус тут виноват. Для него это, наверное, было как гром среди ясного неба.

– Так почему он сразу мне не рассказал? Ведь это же настоящее предательство!

Дженни налила нам чаю, поставила на стол лимонное печенье. Чай у нее всегда крепкий.

– Он уехал из Финляндии семь лет назад. А она в Лондоне недавно, поэтому… непонятно. Зачем она приехала?

Мы принялись за чай.

Дженни сказала:

– Похоже, она хочет разрушить вашу семью. Узнала, где ты работаешь, и пришла к тебе.

– Думаешь, она меня преследует?

– Именно.

– Черт возьми! То-то мне от нее в последнее время не по себе… к тому же она крутится вокруг Филипа.

– Полагаю, она бешено ревнует. Некоторые женщины не способны отступить. Маркус, наверное, переживал, что она работает у тебя. Ну теперь, когда все открылось, вы хоть сможете поговорить.

Чай был ароматный, печенье нежное и вкусное; мне стало чуть легче.

– Они на том снимке такие влюбленные…

– Они были очень молоды.

– А у нас с ним такого никогда не было.

– Зато у вас есть другое.

– У нас ребенок, которого мы обожаем. Когда мы познакомились, я с ума по Маркусу сходила и так радовалась… А когда родился Билли, все стало иначе. Нам теперь уже не так хорошо вместе. А им – на том снимке – замечательно, они словно друг друга дополняют.

– Нельзя сдаваться. Не позволь ей разрушить твою семью. За Маркуса стоит побороться. – Дженни ласково похлопала меня по руке.

Она, конечно же, помнила, сколько я намучилась с Эдди. Ей хотелось, чтобы теперь все было хорошо.

– Я и не хочу с ним расставаться. Правда, не хочу. Но нельзя же скрывать такие обстоятельства! По дороге сюда он вдруг заявил, что лучше нам уехать из Лондона и поселиться в Корнуолле. Ни с того ни с сего! Оказывается, в Лондоне он как в клетке!

– Это из-за нее он как в клетке.

* * *

После завтрака я пошла с Билли на детскую площадку. Погода поминутно менялась – то жарко, то прохладно.

В скверике было полно мам с малышами. Сцена такая идиллическая, что я почувствовала себя лишней.

Я все думала о том, сколько лет они пробыли вместе. Когда расстались? Когда он приехал в Лондон?

Я остановила коляску, разула Билли и посадила его в песочницу. Он с удовольствием елозил ножками и загребал горстями песок. Я показала ему, как набирать песок в ведерко. Потом опрокинула его – получился «куличик». Билли восторженно взвизгнул и мигом его раздавил.

Сидевший рядом мальчик постарше схватил пригоршню песка и бросил в Билли.

– Нельзя, Джонни. Не шали! – отругала его мама.

Мальчик опять швырнул. На этот раз песок насыпался Билли в волосы. Я его отряхнула, проверила – не попал ли в глаза.

– Я же сказала – нельзя, Джонни! – Мать довольно сильно шлепнула его по руке, и малыш заплакал. Мне стало неприятно.

– Он не нарочно, – попыталась я ее задобрить.

Кинув на меня негодующий взгляд, мамаша грубо подхватила сына и демонстративно направилась к качелям.

Неподалеку стояла Тина, разговаривая с молодым человеком, по-видимому, отцом Рори. У него были такие же темные курчавые волосы и такое же пухлое ангельское личико, как у сына. Он о чем-то спорил с Тиной, что-то ей втолковывал, а она сердито качала головой. Рори, сидя в коляске, пытался засунуть в рот погремушку и таращил на ссорящихся родителей огромные глаза. Наконец парень повернулся и зашагал прочь. Тина сникла. Нагнувшись, она забрала у Рори игрушку, аккуратно вытерла ему ротик. Потом заметила меня, и я ей помахала. Она покатила коляску к нам.

– Привет, – улыбнулась я.

– Привет.

Она достала Рори из коляски, сняла с него сандалики. Мальчик и сегодня был одет очень нарядно.

– Любит играть в песочнице, – вяло сказала Тина.

Она села на бортик рядом со мной. Я сделала еще один «куличик», теперь для двоих.

– Ты не против, если я закурю? – спросила она. – Хочу на днях бросить. Обычно при нем не курю, но сейчас мне нужно.

– Без вопросов. А можно тогда и мне одну?

– Конечно…

Она достала сигареты, протянула мне, поднесла зажигалку, потом сама закурила, глубоко затягиваясь.

– Я бросила, когда забеременела. А потом снова начала. Дома-то я не курю, из-за ребенка, – оправдывалась она.

Я не бралась за сигарету с тех пор, как рассталась с Эдди, но сейчас закурила с большим удовольствием. Глядя на малышей, мы обе постепенно успокоились.

– Это был Шон, отец Рори.

– Очень похожи.

– Знаю…

Она опять глубоко затянулась.

– Он любит сына. Просто еще не готов быть отцом.