Что делать я не представлял, не вырубать же ее, чтобы не страдала, да и вряд ли у меня получится, настолько сильная боль сама выдернет ее обратно из забытья и в итоге она только получит синяк или перелом. Единственным, что пришло в голову, был холодный компресс, который я оперативно соорудил из промоченных водой тряпок. Конечно, помощь такая себе, но несмотря на великолепные знания анатомии, врач из меня был никудышный. Оставалось только ждать. Так что я на всякий случай перенес кареглазую в нашу пещеру и, убедившись, что никаких изменений в ее состоянии от перемещения не произошло, уселся рядом.

Несколько минут спустя к звуку лопающихся и вновь срастающихся мышц примешался скрип костей. Не только плоть, но и скелет девушки начал перестраиваться с видимой глазу скоростью и выглядело это, надо сказать, в равных пропорциях странно и крайне занимательно. Особенно интересно было наблюдать за черепом, где трансформации были самыми очевидными. Вытягивалось лицо, человеческий нос исчезал, превращаясь в темный треугольничек, из верхней губы, на глазах становившейся толще, прорастали кошачьи усы, уши, уже успевшие покрыться мехом, смещались вверх, на новое, соответствующее ее новой звериной сущности место. В целом было довольно очевидно, чем кареглазая станет в итоге. Человеческие черты еще были заметны, но постепенно становились все слабее и слабее. Однако тело, похоже, не собиралось полностью превращаться в кошачье. Да, оно менялось, но больше в размерах, чем в пропорциях. Большая часть трансформации, вероятно, уже случилась за прошедшие недели. Единственное, из копчика кареглазой начал торопливо прорастать хвост, но это, как мне кажется, было скорее косметическим завершением образа, чем реальным шагом на пути к зверю.

Все закончилось где-то через час, за который я уже успел устать от ее скулежа, но рядом оставаться все-таки стоило. По крайней мере так можно было не волноваться, что она может, не знаю, подавиться своим языком или еще чего… да уж, Лиорат был бы куда полезнее.

Однако после того, как превращение завершилось, она еще довольно долго лежала, приходя в себя, так что я не выдержал и решил все-таки начать разговор. За что и поплатился.

-Ты как? – Спросил я, протягивая руку, чтобы положить ее девушке на плечо. Отдернуть ладонь я успел лишь в последнюю секунду, когда ее лапа, только что казавшаяся безобидной и мягкой, вдруг, ощетинившись гигантскими когтями, чуть не вцепилась мне в предплечье.

-Не трогай меня! – Ее голос стал совсем низким, грудным, каким-то переливчатым, словно и правда урчала гигантская кошка. Однако ярость в ее голосе с урчанием никак не ассоциировалась.

-Ты чего, успокойся! – Несмотря на свои слова, я уже был на ногах, готовый в любую секунду дать деру. Страха у нежити, конечно, нет, а вот инстинкт самосохранения очень даже присутствует. И по тому, с какой скоростью двигалась ее лапа, я сразу понял, что справиться с ней теперь будет нереально. А ведь она еще, во-первых, вряд ли привыкла к новому телу, а во-вторых, наверняка еще страдала от последствий часа мучений.

-Не смей мне указывать! – Думаю тогда ее взбесило бы все, что бы я не сказал. Поднявшись с каменного пола, все еще немного пошатываясь, она взглянула на меня своими новыми ярко-желтыми глазами. Пока кареглазая лежала в позе эмбриона сложно было в полной мере оценить произошедшие изменения и только теперь стало понятно, как сильно она изменилась.

Роста в ней теперь было метра два с хвостиком (хе-хе), и это при том, что стояла она слегка согнувшись, словно готовый к прыжку хищник. Одежда на ней порвалась окончательно, но все, что приличной девушке стоило бы скрывать, теперь скрывал мех, ставший куда более густым и жестким. А вот волосы, за последние полтора месяца успевшие превратиться в самую настоящую гриву, неожиданно сильно сократились в объеме, оставшись лишь ближе к затылку и перестав развиваться, словно подводные водоросли. Теперь это была скорее часть шерсти, просто более длинная, а не отдельная от остального меха шевелюра. В лице же, хотя теперь правильнее было бы называть его мордой, человеческого почти ничего не осталось, лишь какие-то неуловимые черты, которые вполне могли быть объяснимы не присущими животным эмоциями, говорили о том, что за этими кошачьими чертами скрывается человеческий разум.

И эмоции эти мне совсем не понравились. Похоже, после превращения у кареглазой окончательно сорвало крышу, потому что в ее взгляде на меня читалась лишь агрессия. И проверять правдивость моих подозрений на собственной шкуре мне не слишком хотелось.

А потому, не дожидаясь ее хода, я развернулся и бросился прочь из пещеры. В спину мне ударила настоящая звуковая волна оглушительного рева, в узких проходах каменной кишки превратившейся почти что в оружие. Будь на моем месте обычный человек, я бы не удивился, если от такой акустической атаки у него минимум барабанные перепонки лопнули, а то и сердце остановилось. К счастью, с обычными людьми меня мало что связывало, так что моему бегству это не помешало.

Выскочив из входа в пещеру как пробка из бутылки, я, не обращая внимания на местную фауну, все еще для меня почти безвредную, бросился в гущу зарослей. Да, это место не было таким уж просторным, спираль каким-то непонятным образом зацикливалась сама на себе и в итоге получалась площадь от силы в сотню квадратных километров, но даже на такой территории, если я сумею достаточно хорошо спрятаться, найти мою тушку было бы очень сложно. И, что хорошо, никаких признаков того, что местная живность после ее рева как-то иначе начинала на меня смотреть, не было.

И, возвращение к настоящему моменту. Похоже с новым обликом кареглазая не получила какого-то особенного контроля над нечистью. Это радовало, по крайней мере на то время, что она будет меня искать, я получал отсрочку. С другой стороны, она могла просто еще не разобраться, как это работает и тогда моя фора становилась ощутимо меньше. И, худший вариант, девчонка могла уже успеть все выяснить, просто не подать виду, и тогда любой сидящий на соседней ветке комар мог быть потенциальным шпионом. Как всегда, ничего не понятно. Чтобы как-то уменьшить свое недовольство в условиях необходимости соблюдения тишины, поймал пролетающего мимо комара и изо всех сил сдавил его в ладони. Стало капельку легче. А сразу потом намного хуже, потому что голос кареглазой стал быстро приближаться и я понял, каким был идиотом, забыв о том, какой орган чувств у зверей развит в десятки, а то и сотни сильнее зрения и слуха.

-Ганлин! От тебя так сильно несет мертвечиной, что я нашла бы тебя где угодно!

Бл...

.

Веск стоял над телом той, кем восхищался последние лет пятнадцать, и, содрогаясь где-то глубоко в душе, понимал, что единственной эмоцией, что он испытывал, было удовлетворение. На самом деле, тому была достаточно веская причина. Последний месяц Зиная была занята лишь тем, что пыталась прикончить Веска, и если бы не произошедшие с ним странные изменения, это удалось бы ей уже очень давно.

В целом бывший охотник, конечно, понимал, с чем связано такое ее поведение, но то, что ему не дали даже объясниться, был крайне неприятен. Тем более что он и сам находился в полнейшем недоумении по поводу происходящего, и если бы охотница хоть на четверть часа успокоилась и не пыталась воткнуть ему в горло кинжал или испепелить огненным амулетом, вполне возможно, все сложилось бы совсем иначе. Но, похоже, Зиная Таграни была не только великолепной охотницей, но и настоящей фанатичкой, и стоило в Веске появиться хотя бы намеку на нечеловеческое, как он тут же перестал для нее быть соратником и превратился в смертельного врага. К большому сожалению как для нее, так и для самого Веска, которому теперь, даже если удастся выбраться из этого места, как убийце другого охотника, путь обратно в Деревню был заказан.