Ужицкая республика, охватывавшая приблизительно 19 тыс. кв. км, в которой насчитывалось около 300 тыс. жителей, сыграла важную роль в партизанском движении – она стала серьезным организационным и политическим опытом, впервые позволившим руководителям КПЮ почувствовать вкус власти [428]. А также – первой возможностью показать свою силу жестокими методами: когда им в руки попал Живоин Павлович, который прежде был коммунистом, а потом выступил против сталинского террора, написав брошюру «Баланс советского термидора»: его как полицейского информатора безжалостно пытали, а затем расстреляли[429]. Для себя и Верховного штаба Тито, конечно, выбрал резиденцией лучшее здание города, филиал Народного банка, где он собрал богатую добычу деньгами и серебром[430]. «Пятьдесят шесть миллионов тогда было немало, – констатировал он впоследствии. – Они нам очень помогли в первые дни, мы не трогали крестьян, тогда как четники с первого же дня грабили везде, где могли, а не сражались. Мы, напротив, приказали абсолютно ничего не трогать. Например, идет отряд через деревню, фрукты, созревшие фрукты, осень, никто не срывает ни слив, ни яблок. Крестьяне нам предлагали ракию и удивлялись, почему мы ее не пьем. Они приносили большие сумки с ракией и вином, но никто не смел. Тогда я под угрозой смертной казни запретил пьянство и грабеж, так что дисциплина действительно была исключительной»[431]. В начале этой войны никто еще не носил настоящей формы (за исключением шайкачи – традиционного сербского воинского головного убора, на который пришивали вырезанную из ткани красную звезду). Единственным исключением был Тито, который уже тогда надевал советскую пилотку, на которой блестела пятиконечная эмалированная звезда с серпом и молотом[432].

В то время среди его ближайших соратников появился новый человек, бывший сотник Королевской армии Арсо Йованович, по происхождению черногорец, который благодаря своему военному опыту вскоре стал членом, а позднее и начальником Верховного штаба. По свидетельству Джиласа, предостережения и предложения Арсо часто оказывали решающее воздействие на Тито, уберегая его от принятия поспешных решений[433]. С другой стороны, верно и то, что Йованович, по словам Карделя, представлял собой «тип старого офицера из Генерального штаба, который не понимал, что партизанская война ведется не так, как фронтальная»[434]. Так, например, по его приказу группа черногорских партизан 1 декабря 1941 г. напала на хорошо укрепленный город Плевля в Санджаке, который защищала итальянская дивизия. Несмотря на героизм черногорцев, которые шли «напролом», нападение закончилось не победой, а поражением. 203 партизана пало, 269 было ранено. Поэтому Главный штаб Черногории принял решение сместить Арсо Йовановича. Однако, когда Пеко Дапчевич прибыл с этим сообщением в Верховный штаб, Кардель сказал ему: «Ради бога, не говори Тито об этом решении, ведь он уже назначил его начальником Верховного штаба». Что, по мнению генерала Велимира Терзича, одного из способнейших руководителей партизан, было совершенно неправильно. Вскоре и Тито это понял, но всё равно во время войны почти всегда держал его в своем близком окружении[435].

Советская печать уделила довольно много внимания восстанию югославских народов. Начиная с июля 1941 г. до конца года Совинформбюро опубликовало 25 новостных сообщений о событиях в Югославии, в которых говорилось о «партизанах» в общем, без уточнений, о каких именно партизанах идет речь. Сообщения в основном заимствовались из западных средств массовой информации со всеми присущими им неточностями. Это вызвало у Тито подозрения, что Копинич не передал Коминтерну его донесений[436]. Столкновения в Черногории и Сербии летом 1941 г., в которых партизаны и четники часто действовали заодно, также привлекли внимание Лондона, куда 21 июля прибыл король Петр II со своим правительством. Правительственные круги Англии с триумфом встретили горстку беглецов, однако вскоре волна воодушевления спала, и они увидели, что, несмотря на общее несчастье, между сербами и хорватами зияет пропасть враждебности, которая только углубилась при первых известиях о резне, устроенной усташами. Когда затем появились сведения о четническом движении, сербы воспряли духом и одновременно усилились симпатии британцев к «маленькой отважной Сербии». Казалось, что именно в ней воплощается в жизнь сценарий, на который они рассчитывали с начала войны: ведение на оккупированных территориях герильи, организованной и руководимой их агентами. Для осуществления этой цели в июле 1940 г., сразу после капитуляции Франции, по инициативе Черчилля было учреждено подразделение особого назначения – Управление специальных операций (УСО), задачей которого было проведение саботажа и подрывных действий в тылу врага[437]. Наряду со штаб-квартирой в Лондоне вскоре было создано вспомогательное подразделение в Каире для управления операциями на Балканах и Ближнем Востоке. Для получения более детальной информации 20 сентября 1941 г. УСО направило в Черногорию и Сербию миссию «Bullseye»[438] под руководством капитана Дуэйна Т. Хадсона, южноафриканского горного инженера, работавшего перед войной в Югославии. Как свидетельствуют некоторые британские документы, «Билл» Хадсон поддерживал и направлял движение сопротивления в Югославии, тем самым опосредованно помогая Советскому Союзу. Последний в октябре 1941 г. даже предложил англичанам координировать помощь югославским борцам[439]. Поскольку лондонское правительство понимало, что не может предложить им серьезной военной помощи, оно старалось оказать поддержку хотя бы путем пропаганды и, в том числе с целью приободрить английскую общественность, создало миф о генерале Михайловиче и его движении. В печати и на Би-би-си его представляли как светлый пример для всей Европы, особенно той ее части, которая, по словам Идена, находилась под вражеской оккупацией[440]. «Сербы, – говорилось в одной из передач лондонского радио, – показывают нам, как нужно умирать за родину». При этом то, что прославлялись героические деяния, совершённые не четниками, а партизанами, имело второстепенное значение[441]. Партизан никто не хотел замечать, даже советское правительство, ведь в то время, когда немецкие войска были на Волге, на Кавказе и под Москвой, оно не могло позволить себе открыто заявить о поддержке движения, не скрывавшего своих революционных амбиций. Об этом красноречиво свидетельствует тот факт, что радиостанция «Свободная Югославия», созданная Коминтерном в Уфе 11 ноября 1941 г., в своих передачах не только не допускала критики Дражи Михайловича, но и, к сильному негодованию Тито, опиралась на сообщения западных средств массовой информации, делавших из него «звезду»: по сведениям, предоставленным британцами, сербская герилья якобы блокировала на Балканах целых шесть немецких и много итальянских дивизий[442]. Тито через Ваздуха высказал Москве резкий протест относительно этой «ужасной глупости», но безуспешно.