то, что составляет самую суть человеческой жизни? (...)

Никто из русских писателей старшего поколения не обладал таким глубоким пони­манием русского ума и русской души и таким интуитивным проникновением в типично русский характер (как Чехов) (...)

Стиль (Чехова) похож на однообразные, ровные степи его родины. Его победа в том, что он сделал это однообразие волнующим, таким же волнующим, какой пред­ставляется прерия или пустыня тому, кто вступает в нее впервые (...)

Его пьесы еще ни разу не были должным образом представлены на английской сцене. Отчасти потому, что они написаны для русских актеров, равных которым, ве­роятно, на свете нет; отчасти в силу особенностей его метода и темперамента. Англий­ские актеры не в силах передать атмосферу чеховской пьесы. А именно благодаря ат­мосфере — будь то в пьесе или рассказе —так запоминаются его произведения ...)

Чехов обладает исключительным достоинством: он показывает нам душу великого народа, показывает ее, не прибегая к ложным эффектам и пафосу.

Цит. по кн.: J. Galsworthy. Candelabra, Selected Essays and Addresses, p. 229—233 («Four Novelists in Profile»).

ФРЭНК СУИННЕРТОН

Фрэнк Суиннертон (Frank Swinnerton, p. 1884) — автор ряда романов, посвящен­ных преимущественно изображению жизни английской бедноты. Он впервые позна­комился с драматургией Чехова в 1911 г., когда, еще начинающим писателем, посетил спектакль «Вишневый сад» в постановке Общества любителей сцены. В качестве литературного консультанта издательства Chatto Windus он способствовал изда­нию переводов Чехова, выполненных Констанс Гарнетт.

В 1920 г. Суиннертон выступил с критикой спектакля «Вишневый сад» в «Arts Theatre». В рецензии на спектакль («The Cherry Orchard». — «Nation», 1920, vol. 27, № 16) Суиннертон, высоко оценивая пьесу Чехова, признавал постановку ее неудач­ной, говоря, что режиссер и актеры не поняли замысла пьесы. Ниже приводятся от­рывки из этой рецензии и йз воспоминаний Суиннертона по книге: «Background with Chorus. A Footnote to'Changes in English Literary Fashion between 1901—1917». L., 1956.

В пьесе «Вишневый сад» одна из героинь говорит Гаеву, пожилому человеку: «Вам надо бы молчать. Молчите себе и всё», а другая добавляет: «Если будешь молчать, то тебе же самому будет покойнее». А вот этого-то как раз люди, выведенные в пьесах Чехова, и не умеют. Они не умеют молчать ... Они раскрывают перед нами свою душу, и мы заглядываем в нее. Мы видим, чем одержима каждая душа. Вот почему то, что в пьесах Чехова на первый взгляд кажется вовсе не относящимся к делу, сливается в одно поразительное целое. Его герои, чьи реплики производят на нас столь ошеломля­ющее с непривычки впечатление, на самом деле просто думают вслух. Чехов в своих пьесах подводит нас к самым сокровенным тайнам душевных движений человека — ближе подойти к ним вряд ли и возможно ...)

Наши режиссеры склонны подчеркивать в пьесах Чехова их якобы основопола­гающую философию, которой в них вовсе нет, и поэтому заставляют актеров придавать больше значения молчанию героев, чем их речам.

Это — безусловное искажение духа Чехова, который был и художником и юмористом. Свою задачу он видел не в том, чтобы наклеивать ярлыки «ничтожество», «трагедия» и тому подобное, то есть создавать штампы, а в том, чтобы перевести на язык убедительных образов свое сочувствие человеческой природе в ее многообразных про­явлениях. Он ничего не проповедовал и не был сентиментален .. . Е ели бы мы могли хотя бы на мгновение увидеть настоящего Чехова, его сдержанность, его юмор, его умение изображать человеческую одержимость, не осуждая ее, мы бы полюбили его пьесы за то, что в них действительно есть, а не за то, что о них выдумано.

Мы в настоящее время толкуем Чехова как сверхутонченного писателя ... Он действительно был тонким художником, потому что глубоко проникал в свой пред­мет. Но он старался подходить к людям без всякой предвзятой мерки, и именно поэтому сумел раскрыть их лучше, чем любой другой писатель, вооруженный куда более гроз­ным пером. Употребляя старое военное выражение, Чехов не «подвергает осаде» чело­века, чтобы захватить его тайну. Он создает его-в своем воображении и сам становится этим человеком. И он передает эту тайну такими простыми словами, что нам не верит­ся, как можно передать так много столь малыми средствами.

«The Cherry Orchard». — «Nation», 1920, v. 27, № 16, p. 498—499.

И вот в один воскресный вечер 1911 года (а именно 28 мая) Общество любителей сцены ...) поставило пьесу под названием «Вишневый сад», переведенную с русского Констанс Гарнетт. Во всем Олдвичском театре не было и полдюжины зрителей, сколько нибудь представлявших себе, что их ожидает ... После второго акта неогеоргианские снобы, раздраженные и недоумевающие, стали уходить из театра. После третьего в зале остались только люди, подобные мне, и мы сидели, как завороженные, среди пустых кресел. Совсем недавно покоренные ирландским театром и новой драмой, мы должны были теперь признать совершенным этого драматурга, чье имя изображалось по-англий­ски четырьмя различными способами (Tchekhoff, Tchehkoff, Tchekhof и Tchehov).

Fr. S w i n n e r t о n. Background with Chorus..., p. 142.

Ирландский театр. — Речь идет о драматургии Синга, Йетса и других ирландских драматургов. «Новая драма».— Имеется в виду драматургия Ибсена и английских драматургов Б. Шоу, Дж. Голсуорси, Дж. Ханкина, которая своим глубоким социаль­ным содержанием противостояла общему потоку развлекательных пьес. В начале XX в. «новая драма» не пользовалась успехом у буржуазного зрителя.

Я принялся искать другие произведения автора «Вишневого сада» и обнаружил, что он писал также и рассказы и что две книги его рассказов под названием «Черный монах» (1903) и «Поцелуй» (1908) были переведены на английский язык Р. Е. К. Лонгом и опубликованы издательством Дукворт, которое мне рекомендовал Эдуард Гарнетт. В продаже не оказалось ни той, ни другой, но мне посчастливилось раздобыть потрепан­ный библиотечный экземпляр второго сборника. И так же, как «Вишневый сад» показал­ся мне совершенством в драматическом жанре, так и «Поцелуй» показался мне со­вершенством в жанре новеллы.

Там же, стр. 144.

Моя жена собирается перевести некоторые из рассказов Чехова, — сказал Гарнетт.

Я видел несколько ее переводов в «New Weekly».

:— Да?— он помолчал.— Хейнеман как раз решает вопрос об их издании. Он как будто не проявляет большого энтузиазма. Если он откажется, может быть, ваша фирма...

Конечно,— ответил я. Впрочем, я, кажется, выразился более осторожно: «Пожалуй».

Вот и все ... Хейнеман отказался издавать рассказы Чехова. Нам стоило некото­рого труда убедить нашего шефа отважиться на эксперимент и выпустить чеховский двухтомник. Лично он считал рассказы1 «трудным товаром», но, питая большое доверие