вас именно эту пачку? – воскликнул Корнев.

– Распознавать мотивацию преступника – это ваша задача! Я всего лишь врач и моя стезя – это медицина.

Зверев опустил голову и процедил:

– В самом начале нашего разговора я сам пообещал Боголепову, что пойду в кабинет Карена Робертовича и позаимствую у него табак. Старик очень хотел курить и несколько раз просил меня выполнить обещанное.

– Что же получается? – недоумевал Корнев, – выходит, убийца был рядом и всё слышал!

Зверев принялся осматривать стены. Спустя несколько минут, отодвинув шкаф, он нашёл то, что искал.

– Дыру сверлили обычной дрелью. Посмотрим, куда оно выходит, – сказал Зверев, указав на небольшое отверстие в стене. – За той стеной медсанчасть, а эта граничит с подсобкой.

Зверев сходил в дежурку и попросил ключ. Он вошёл в закуток, заваленный швабрами, тазами и щётками. Посреди всего этого бедлама просматривался проход. Зверев оглядел стену с этой стороны. На стене, прибитый гвоздём, висел вырезанный из журнала портрет Риты Хейворд[24]. Зверев отодвинул вырезку и вытащил спрятанную под ним деревянную пробку. Приложив на какое-то время ухо к отверстию, Зверев усмехнулся, потом снова заткнул отверстие пробкой.

– Ну что же, это всё объясняет! – сказал Корнев.

– Это действительно всё объясняет, но не даёт ответа на главный вопрос: кто же всё-таки стоял у этой стены? – сухо ответил Зверев.

Часть четвёртая

Настя

Глава первая,

в которой Настю постоянно преследуют неудачи, но со временем ситуация улучшается

Сквозь прозрачные шторки пробивался утренний свет. Кисловатый запах дыма, долетавший со двора через распахнутую форточку, щекотал ноздри. Одноногий дворник Егорыч, вытянув к огню отполированный годами деревянный костыль, жёг какую-то рухлядь и при этом матерился на весь белый свет, перекрикивая неистовое мяуканье, надрывистый лай и пронзительное воронье карканье. Ночью кто-то, не то нечаянно, не то нарочно, опрокинул во дворе стоявший возле входа в подвал седьмого дома мусорный бачок, и теперь здесь собралось целое скопище различного вида живности. Бродячие кошки, которых собралось, пожалуй, никак не меньше дюжины, нашли в рассыпанном мусоре целый пакет с рыбьими остатками и устроили по этому случаю настоящую баталию. Рядом с кошками расхаживали вороны в поисках лакомого куска в виде корки хлеба или сальной шкурки. Самые наглые из птиц то и дело набрасывались на лохматую псину, грызшую чуть в сторонке огромную свиную кость. Громко нарушая тишину, Егорыч сидел у разведённого им костра, костерил всех и вся, курил свой вонючий самосад и при этом не особо спешил устранять случившийся на вверенной ему территории погром.

Не выспалась – это не беда! Завтра же суббота, вот и отоспимся. К тому же день-то какой ясный, лучше и не пожелаешь для праздника. Разбуженная звуками битвы за рассыпанные объедки Настя отошла от окна.

Торжественные мероприятия и прочие празднества, посвящённые Дню освобождения города, должны были начаться в девять, а на часах было ещё только без четверти шесть. Понимая, что уснуть она больше не сможет, а подолгу валяться в постели она не привыкла, Настя отключила будильник и решила начать готовиться к празднику пораньше. Она умылась, съела два варёных яйца и направилась в душ. Горячую воду отключили ещё в конце мая, но Настя не особо боялась холода. Постояв под ледяной водой не меньше пяти минут, девушка растёрлась махровом полотенцем, привела в порядок причёску и решительно подошла к шкафу.

Обычно Настя одевалась очень скромно, но сегодня решила изменить своим принципам. В честь праздника она собиралась надеть новое сиреневое платье, купленное в прошлом месяце на барахолке. Настя достала платье, положила его на кровать и поставила греться утюг. В дверь постучали. Настя открыла дверь и увидела тётю Зою, соседку по коммуналке, с полным тазом мокрого белья.

– Представляешь, простыла где-то, и это посреди лета, – женщина еле стояла на ногах, обливаясь потом. – Всю ночь какие-то микстуры пила, над картошкой дышала, и всё равно от кашля всё ещё задыхаюсь. Санька мой ещё ничего, а вот Лёнька из-за меня полночи не спал, а под утро как уснул, так сразу же в постель напрудил. Бельишко-то я выстирала, а вот развесить его уж и сил нет.

Муж тёти Зои погиб в сорок пятом, в самом конце войны, и женщина осталась одна с двумя детьми. Тётя Зоя никогда не отличалась крепким здоровьем, её дети, тоже пережившие оккупацию, так же часто болели. Отказать соседке Настя, естественно, не могла.

– Да полно вам, Зоя Анатольевна! Оставляйте ваше бельё здесь, я сама всё развешу и таз ваш занесу!

– Так ты ж спешишь, поди? Давай уж вместе как-нибудь.

– Идите к детям! Я всё сделаю, а на работу мне сегодня к девяти, праздник же!

– Ой, а ты, гляжу, наряжаешься! – увидев лежащее на столе платье, всплеснула руками соседка. – И платье-то у тебя какое красивое! Дорогое, поди? Сколько отдала?

– Пятьсот.

– Ну и не жалей! Нечего всё время серое носить! Кончилась война, теперь по-другому жить нужно, а такой красавице без нарядов никуда. Будут наряды, так и от кавалеров отбоя не будет.

– Да не до кавалеров мне, – Настя снова отвела взгляд. – Я всё на работе да на работе…

– Перестань! Молодость – она одна! И глазом моргнуть не успеешь, как годы пролетят. Так что работа работой, а о себе тоже забывать не следует. А что за праздник-то?

– Так день города – годовщина завершения немецкой оккупации!

Тётя Зоя схватилась за голову, потом махнула рукой и снова закашлялась.

– Да уж, а я со своими заботами и забыла…

Из соседней комнаты послышался детский плач. Тётя Зоя поставила у двери таз и, держась за грудь, поспешила к себе. Настя посмотрела на часы. Если поторопиться, то она успеет. Девушка накинула халат и отправилась во двор развешивать бельё.

Утро и впрямь выдалось чудесным, рассуждала Настя, шагая мимо рассыпанного мусора, кошек, ворон и грызшей мосол псины. Егорыч по-прежнему стоял возле костра и всё так же деловито курил.

– Настюха, ты глянь, чё делается!!! – увидев девушку, дворник, определённо, ощутил немыслимый подъём. – Ты часом не видала, кто мусор разбросал?

– Нет, не видела.

Настя хотела было пойти дальше, но Егорыч поднялся и перекрыл ей дорогу.

– Ты, дочка, погодь! Не бойсь, я тебя надолго не задержу. Чего это ты с утра пораньше постирушки устроила?

– Не моё это. Тёте Зое помогаю, заболела она, вот и попросила меня её бельё развесить. Сами же знаете, как ей без мужа с двумя детьми живётся.

Егорыч поморщился, затянулся самосадом и выдохнул из