class="p1">– Мам, не называй меня Машутой! – донеслось издалека – это девочка возвращалась из туалета.

– Прости, забылась, – подняла руки Инна. А потом шепотом объяснила Саше: – Вот она и выросла. Больше никаких Машут в этом доме.

– Ну мама!

– Ладно-ладно.

Инна потрясла влажным зеленым салатом, капли разлетелись по столу.

– Делаем греческий?

Вскоре стемнело. Стеклянная стена объединяла свет и тень, преломляла, играла на контрасте, смешивала серость вечера и умиротворяющий теплый свет от уличных фонарей. Все давно поужинали, наболтались, и Машенька уехала к себе, а Инна порезала сыр и налила вина. Бокалы у нее были тонкой работы, изящные. Как и многие вещи в доме – не самые дорогие, но со вкусом подобранные, друг другу подходящие. Саше было очень интересно взглянуть на мужчину подруги – мужа, любовника и бизнес-партнера.

– Женя и сегодня не приедет, – сказала Инна, прочитав сообщение. – Он поехал к матери в область, неделю назад, там нужно помочь еще несколько дней. – Так что мы будем одни.

– Скучаешь? – спросила Саша.

Инна с ногами забралась на диван и откинула голову назад.

– Перед отъездом мы говорили про второго ребенка.

– И что? – Саша подалась вперед.

– И уже не впервые. Он хочет, я вроде как хочу, но пока не время. А когда время, спрашивает он. Каждый раз. А ты не помнишь, как сложно было с Машутой, говорю я, мы чуть не развелись. А он – помню, да, но сейчас все по-другому.

– Сейчас все действительно по-другому. Смотри, Машенька какая чудесная.

– Уже взрослая. Но я не могу. Не могу. Ведь она навсегда, навсегда с нами. Хотя головой понимаю, что я сама ее принижаю ограничениями. Но вот так. Пока я считаю, что это наша любимая, но забота на всю жизнь.

Саше нечего было сказать, и она только вздохнула, глотнула вина. Думать не хотелось. Ее ребенок пока что был слишком маленьким.

какое страшное направление для мыслей. будущее ребенка с ограниченными возможностями, нет, она не готова, нет

– Покажи Диму на аватарке, – попросила Инна и пододвинулась поближе.

* * *

Дима и в жизни оказался хорош, оправдал первое впечатление.

да и как в куртке и шапке насмотришься

Саша внимательно разглядела его тридцатидвухлетнее, подтянутое – без выпирающих мышц, но и без лишнего веса – тело. Искала подвох – как же без подвоха-то, – но пока явных проблем не нашлось. Острых тем он не поднимал, слушал внимательно, рассказывал о себе много, открыто, но без бахвальства. С родителями общался неплохо, работал замначальника отдела закупок, жил в ипотечной однушке, существенный первоначальный взнос на которую заработал сам. Еще недавно купил машину. Детей, жен и женщин, претендующих на эту роль в ближайшие три года, не было. Он работал, бегал и много чем интересовался.

На этом интервью закончилось. Разом заговорили о другом, разном.

И Саша расслабилась. Она почти не трепыхалась от каждого сообщения на телефоне – мало ли что-то случилось с ребенком, и Инна ждет ответ. Наслаждалась – а когда еще такое будет – внезапным чувством единения, желанием обмениваться словами еще и еще.

Они проговорили в ресторане три часа. Потом еще полчаса перед ее подъездом – Дима отпустил такси, а Саша предупредила подругу.

На прощание он ее обнял, а ей не хотелось его оттолкнуть.

ей хотелось задержать время

ей хотелось его еще

* * *

Кровяной подтек краски под глазом добавлял ему винни кровожадности. Кинется – не кинется, подумала Саша и вздрогнула.

Вот до чего доводит долгое ожидание и, очевидно, психопатическое состояние Тупое монотонное сидячее. Вылезшее в понедельник утром на комиссии, после которой должны решить: дать или не дать ребенку и инвалидность, и пособие на его содержание, и уход если мать дошла до того, что сама обеспечить не может (зачеркнуть-зачеркнуть, не думать, срочно)

Документы уже проверили:

«да, везде нужно заполнить, пишите хорошо, понятно»

«где СНИЛС ваш и ребенка, а вот, вижу, а копии, да-да, вот; все в порядке»

«семья неполная, ага, мать-одиночка»

«все, ждите в коридоре, вас вызовут на прием»

И что же.

Просторные помещения, неплохой ремонт, расписанные художниками стены, приличный туалет, и тут же, тут он. Винни Пух со свежеокрашенной стены страшно-внимательно наблюдал за Сашей.

Все вокруг замерло. Где-то далеко за углом скрипнул каблук по линолеуму. Голоса из детской комнаты служили тишине фоном. Изредка менялись люди, вот их можно было рассматривать, отвлекаясь от винни-винни, пуха-пуха хорошая же сказка была, чего это она?

Скамейки, для таких размеров коридоров, стояли полупустые – мужчина уставился в телефон, рядом подросток, на костылях, тоже с телефоном. Женщина, тучная, красная, по косвенным признакам, беременная, поглядывала – и Саша несколько секунд, – как ее мальчишка занимает социального педагога в детской комнате. Немолодая пара с двумя детьми – все тускло-рыжие, молча и хмуро изучали экраны, каждый свой.

Яркой семье выдали заключение, и они стали собираться – убирать телефоны ну мам – я сказала, быстро положил, ты че не слышал? Искать номерки от гардероба да ты куда вечно все деваешь, нормально положить не могла? – не ори, а, я положила, а кто всю сумку переворошил, сигареты искал Обсуждать семейные планы а теперь в пекарню? – ага, зайдем, ты ж жирная, как тварина, еще дальше жиреть собралась мамка ваша, одежда вон скоро треснет, только жрать и умеете все, пользы от вас никакой – ты не ори, а, на себя б посмотрел, сам не помнишь, детям обещал по сосиске в тесте – че, бля, делать с вами, зайдем

Что? Зайдем? Пора на осмотр?

В кабинете Саша раздела ребенка – как и сказали, ответила на вопросы, которые задавали. Какой хороший мальчик, похвалила одна из тетенек, не та, что осматривала, не та, что печатала что-то в компьютере, не та, что сидела к ним спиной. Да, с улыбкой ответила Саша. И когда все закончилось, снова пошла покорно ожидать в коридор.

«Дали на год», – позже написала она Инне и папе.

Дали, дали, отсрочили безденежье и голод, дали возможность выучиться новому, оплатить долг по коммуналке. Еще немного бумаг, и на руках будет какой-никакой свой-ее-его доход. Хоть что-то получилось!

Она шла, думала, улыбалась.

И Винни улыбался, провожая Сашу и коляску взглядом.

* * *

Она запросила пробные уроки к курсам и несколько ближайших ночей провела перед ноутбуком. Прежде чем потратить деньги, пусть сначала даже и небольшие – из-за рассрочки, нужно быть совершенно уверенной в потенциале новой профессии.

Поэтому когда Инна увидела ее в пятницу вечером, то покачала головой:

– Определилась?

Саша потерла высохшие от знаний глаза и попыталась взбодриться.

– Почти. Это все дико интересно. То одно нравится, то другое. А еще постоянно мысли – как и когда можно начать зарабатывать здесь, а вот здесь. Читаю плюсы и минусы профессии, а это меня еще больше запутывает. На что сделать ставку, зачем, как и так далее. Я краситься пошла.

– А что с прошлой работой? – закричала с кухни Инна. – Я каждый раз забываю спросить.

Саша высунулась из-за двери ванной, на носу и щеках виднелись следы тонального крема.

– Работала в банке с третьего курса, четыре года, потом год в частной фирме, решила попробовать бизнес. Поиграла в ИП, хотела свой бренд одежды, ладно, успела закрыть. Нахватала долгов. Немного правда, но для меня существенно.

– Зато опыт, – вставила Инна. Она смотрела, как пальцы подруги быстро растушевывают крем.

– Опыт хороший, но дорогой. Поэтому мне сложно выбрать новую учебу, я пытаюсь не прогадать, не продешевить, а так в жизни не бывает, чтобы раз, и все. Наверное, надо отпустить себя, что-нибудь выбрать, трудиться, и будь что будет.

будь что будет

У зеркала Саша подкрасила ресницы и брови, наложила румяна. Стало гораздо лучше. Инна встретила ее с чашкой кофе.

– Ну, давай обсудим быстро. Дизайнер одежды?

– Да, но бренд у меня уже не получился, это слишком сложно, ниша узкая для дизайнеров.

– Значит, не подходит. Копирайтер?

Саша отпила и слегка поморщилась:

– Буквы? Надоест. Мне всегда нравилось больше рисовать, чем писать. И искусство, картины я люблю. Пора, Дима подъехал. Возьмешь кружку?

Инна с улыбкой смотрела, как Саша мучается с кроссовками, из-за усталости долго соображает. Та подняла