Женя переехали в Нововеличковскую, а в начале сентября к ним приехала и Люся со своими маленькими детьми: семилетним Олегом и пятилетней Аней.

С 1 сентября началась страдная пора и у Бориса. Он, студент четвёртого курса мединститута, был в числе отличников учёбы, звание это терять не хотел и поэтому принялся за занятия с удвоенной энергией. Кроме того, ему хотелось, хоть немного, но помогать семье, поэтому он вновь начал периодически работать дежурным в отделении неотложной хирургии.

Это отделение подчинялось клинике общей хирургии, располагалось при Первой городской больнице, и руководителем его, как и всей клиники, был профессор К. С. Керопьян. Он предполагал, что из Бориса Алёшкина, в конце концов, получится неплохой врач-хирург, и по мере возможности помогал ему. Теперь Борис уже исполнял обязанности фельдшера, а в конце года иногда и врача. Он ассистировал при многих операциях, обрабатывал и зашивал небольшие кожные раны, накладывал простейшие гипсовые повязки и т. п. К работе он старался относиться возможно добросовестнее, многое из того, что ещё не знал, находил в соответствующих учебниках и к концу года по хирургии значительно опередил своих однокурсников.

Благодаря самоотверженной работе Кати, регулярной помощи Нины, Алёшкины смогли снова нанять домработницу. Это была опять та же Меланья, жившая через несколько домов на той же улице. На этот раз с ней договорились и о приготовлении пищи. Готовить она умела только самые простые блюда: борщ, кашу, котлеты, но Алёшкиных это нисколько не смущало, они были довольны. Всё-таки дома находился человек, который мог собрать детей, т. е. привести Нину из детсада, иногда принести и Майю из яслей, встретить Элу из школы, накормить всех и побыть с ними до тех пор, пока придёт кто-нибудь из родителей. Большего от Меланьи и не требовалось. Стирала Катя по выходным дням сама, да и белья-то было немного. В уборке дома также, как и в походах по магазинам, и на базар, ей помогал Борис.

За мелочными, но такими важными повседневными заботами время летело быстро. Иногда в выходной приезжал Женя, чтобы закупить что-нибудь в городе для своих деревенских жителей. Раза два за зиму приезжала Анна Николаевна для участия в учительских съездах.

Зима 1938–1939 года выдалась довольно тёплой. Дети, к счастью, не болели. Уже прошли зимние каникулы, начался новый, последний учебный семестр четвёртого курса. В самом начале этого семестра неожиданно заболел один из друзей Бориса, Григорий Быков. Мы о нём уже довольно подробно рассказывали раньше, напомним только, что он был старостой курса. У Быкова обнаружили крупозную пневмонию, осложнившуюся абсцессом лёгких. Такая серьёзная болезнь, особенно в то время, когда медицина ещё не имела активных средств борьбы с гнойной инфекцией, не просто надолго приковала Гришу к больничной койке, но угрожала и его жизни. Только мощный и здоровый организм бывшего лётчика помог ему, в конце концов, справиться с болезнью и с середины марта вернуться к занятиям.

Во время болезни Быкова, по предложению деканата, обязанности старосты курса исполнял Борис Алёшкин. Это потребовало от него и дополнительного времени, и нервов, и сил. К весне его организм ослабел. В основном все средства семьи поглощало питание, содержание жилья и минимум необходимой одежды для детей, поэтому Борис продолжал ходить в чём попало. Часто у него, да и у Кати также, бывали мокрые и озябшие ноги, на это внимания они не обращали: как-нибудь дотянуть до конца Борисова учения, а там уж оденемся и заживём по-другому, — так они рассуждали.

В конце марта Борис всё-таки свалился. Сперва своей простуде он не придал никакого значения и продолжал, кашляя и чихая, ходить и в институт, и на дежурства в больницу. Однажды ночью на дежурстве он почувствовал себя настолько плохо, что решил померить себе температуру, оказалось, что она равна 40. Дежуривший с ним врач-хирург, увидев показания термометра, вызвал из терапевтического отделения дежурного терапевта. Тот выслушал, простукал грудную клетку Бориса и определил, что у больного экссудативный плеврит. Он предложил Борису лечь в терапевтическую клинику. Случилось это в начале апреля 1939 года.

Катя не очень волновалась, когда Борис после ночного дежурства утром не пришёл домой, так бывало и ранее, он иногда из больницы отправлялся прямо в институт. Но когда Борис не пришёл и вечером, она забеспокоилась. Решила утром на следующий день вместо работы сходить в институт или в больницу, чтобы выяснить, где же находится муж, но этого делать не пришлось. Вечером в тот же день к ней зашёл Сергеев, живший неподалеку, и рассказал о болезни Бориса.

На следующий день Катя, уйдя с работы пораньше, собрала кое-какие гостинцы и отправилась в Первую городскую больницу, в терапевтическую клинику, где лежал Борис. Мужа она застала в крайне тяжёлом состоянии. Он был в сознании, но, по-видимому, с очень высокой температурой. Он метался в жару, кашлял и, самое главное, задыхался так, что временами даже синел. Катя испугалась, заплакала. Борис, как мог, попытался её успокоить, но, наверно, он плохо сознавал, что говорит. Его слова не только её не успокоили, а, кажется, ещё больше взволновали. В это время в палату вошёл дежурный врач, увидел Катю в слезах и задыхавшегося Бориса и прервал это свидание.

На следующий день больному удалили скопившуюся в плевральной полости жидкость, откачали больше трёх литров. Борис сразу почувствовал облегчение, дышать стало легче, и сразу снизилась температура. Однако через неделю жидкость накопилась вновь, и состояние больного ухудшилось. Он болел более полутора месяцев, за это время ему пять раз производили выкачивание жидкости. Ни в ней, ни в мокроте туберкулёзных палочек не нашли (как известно, экссудативный плеврит большею частью имеет туберкулёзное происхождение), не нашли и гноеродных микробов. Таким образом, он легко отделался.

Через месяц Борис почувствовал себя настолько хорошо, что потребовал от жены все свои учебники и конспекты, и, хотя ему вставать ещё не разрешали, он, лёжа в постели, начал заниматься, боясь, что может пропасть учебный год и учение затянется. «Катя не выдержит, — думал он, — ведь она, бедная, работает так много, как никто из машинисток её учреждения. Я должен перейти на следующий курс во что бы то ни стало, но как это сделать?»

Время шло, приближалась экзаменационная сессия. Студентам четвёртого курса предстояло сдать пять экзаменов. Как это сделать в его положении, Алёшкин не представлял, ведь он ещё даже не вставал с постели, и к тому же по вечерам бывали подъёмы температуры до 38 градусов. Он усиленно занимался и думал, что, может быть, хоть на «удовлетворительно», но сумеет сдать экзамены. Но ведь