Хью Бенсон был плотником и не принадлежал к любимым гробовщикам Мандерса.

– Мы копаем так, чтобы носильщикам было удобно опускать.

Мандерс кивнул.

– Все правильно, Лукас. С Бенсоном мы имеем дело не в первый раз.

Мандерс знал, что гробы от Бенсона – это всего-навсего шесть кусков дерева, грубо скрепленные гвоздями. Гробовщик вполне мог строгать свои гробы кухонным ножом.

Конечно, для Кэрол Эверс можно было найти гроб и поприличнее.

– Ждете, что будет много народу, сэр?

– Да нет, одни лишь близкие. Может быть, только сам мистер Эверс.

Лукас посмотрел на Мандерса.

– Я-то думал, сбежится весь город. Миссис Эверс все любили, сдается мне.

– Согласен, – отозвался Мандерс.

Еще минуту-другую Мандерс наблюдал за могильщиками. Вот Лукас уже стоит в могиле по колено, ритмично работая лопатой.

Мандерс глянул на могилу Джона Боуи. Все еще выглядит свежей. Немного на отшибе от прочих могил. И скоро к ее обитателю присоединится один из лучших его друзей.

– У меня дела в офисе, джентльмены, – сказал Мандерс и пошел в дом.

Дела действительно были, но, войдя в офис, он не стал ими заниматься. Вместо этого он долго сидел в темноте, глядя, как последние лучи солнца выбиваются из-за неровного горизонта, бросая сквозь оконное стекло пурпурный отсвет на его рабочий стол. Потом попытался встать, решительно постучав кончиками пальцев по ручкам кресла, но оставил свое намерение – откинулся в кресле, затем вновь наклонился вперед и кончиками пальцев постучал уже по крышке стола. Достал из его ящика лист бумаги и принялся делать заметки, в которых совсем не нуждался, поскольку и так все помнил наизусть.

Встретиться с Марси Дональдсоном по поводу цветов.

Поговорить с Августом Марблсом, узнать, какая ожидается погода.

Проверить, укрепил ли Лукас гроб.

Привезти из города колокол.

Потом он посмотрел в окно. Могильщиков уже не было видно. Все, что Мандерс смог разглядеть, так это самый высокий памятник, возвышавшийся над прочими камнями и крестами. Но Мандерсу не нужно было видеть своих работников. Память и воображение – вот что помогло ему увидеть, как Лукас с напарником ровняют края могилы, еще раз проверяя ее глубину по собственному росту.

Наконец он встал с кресла и пошел к противоположной стене офиса. Башмаки его застучали по деревянному полу, но звук их затих на коврике, лежащем перед книжными полками. Мандерс взял стоящий на нижней полке подсвечник, зажег в нем свечу и поднял ее над головой. Другой рукой он снял с полки тяжелый том в кожаном переплете и вернулся с ним к рабочему столу.

На обложке значилось: «Хэрроуз и окрестности: Книга регистрации». Черные буквы глубоко врезались в красновато-коричневую кожу. Мандерс поправил очки и открыл книгу.

Он все еще читал в свете пламени свечи, отблески которого плясали по офису, когда могильщики, закончив работу, отправились по домам. Теперь Мандерс был совсем один – и в доме, и на кладбище. Он продолжал чтение, не замечая, как пурпур заката сменился серым, а затем и темно-синим цветом, возвестившим начало ночи.

Так где она лежит?

В подвале дома Эверсов, мистер Мандерс. Девчонка видела ее аккурат позавчера.

Мандерс перевернул страницу. Тонкая бумага слегка шуршала, словно жаловалась на собственную неспособность дать Мандерсу то, что он хотел найти. А он листал и листал книгу, склоняясь над текстом все ниже и ниже, рассматривая написанные слова, начертанные имена…

Имя Александра Вульфа продолжало звучать в голове Мандерса, и он все искал и искал этого доктора, которого Дуайт Эверс назвал своим близким знакомым.

Мог ли Роберт Мандерс не слышать о живущем поблизости враче с таким именем?

Пальцы Мандерса продолжали странствовать по тонким белым страницам. Он искал, всматривался, надеялся…

Дуайт Эверс снял пиджак и повесил его на спинку кресла, стоящего перед туалетным столиком. Поймал в зеркале свое отражение и нашел, что выглядит вполне скорбящим, но для верности еще несколько взлохматил волосы. Изображать горюющего вдовца было не перед кем, но Дуайту очень не хотелось выходить из роли – вдруг судачить о нем начнут обои на стенах!

Галстук свободно болтался на шее, а туфли он уже снял, и они стояли в ногах кровати. Расхаживая по комнате взад и вперед, он расстегнул свою белую рубашку и повесил ее на крючок, закрепленный на двери. Зашел в умывальню, ополоснул лицо и, почистив зубы, пробежался влажными ладонями по губам.

Послезавтра утром Кэрол будет похоронена – подумал он.

Однако было в этой мысли что-то тревожащее. Еще так долго ждать! А вдруг она успеет проснуться?

А что, если она проснется… прямо сейчас?

Да и Джеймс Мокси не выходил из головы с того самого момента, когда Дуайт узнал, что тот едет в город. Лафайетт, правда, велела не волноваться, потому что этот ненормальный Смок свое дело знает. А если Смок не справится? Начнется же черт знает что!

Мокси всем расскажет о приступах Кэрол. Обо всем узнает шериф Опал. Опал расскажет Роберту Мандерсу. Они подвергнут Кэрол эксгумации, найдут внутри гроба следы борьбы и спросят Дуайта, почему он никому не рассказал о приступах, жертвой которых была Кэрол. Ведь он должен был знать о них. Почему же на сей раз он решил, что это не так?

Подойдя к кровати, Дуайт представил себе тех двоих, Мокси и Смока, где-то на темных изгибах Большой дороги. Где они сейчас – и первый, и второй? А вдруг Смок как раз сейчас захлебывается собственной кровью, лежа в грязи, а Мокси наносит и наносит ему удары ножом, в то время как Дуайт сидит здесь на краю своего жесткого матраса?

Как это глупо – доверять столь важную вещь какому-то психопату!

– Не сходите с ума, – сказала ему Лафайетт во время последней встречи.

При воспоминании об этой женщине руки у Дуайта задрожали.

Он стянул носки и поставил ноги на коврик из медвежьей шкуры.

А вдруг Мокси сейчас держит голову калеки под водой, в старой ржавой раковине, в каком-нибудь убогом отеле. Дуайт воочию видел, как вода переливается через края раковины, а калека, чьи губы на мгновение оказываются над ее поверхностью, произносит его, Дуайта имя. И Мокси слышит его!

Еще одна ошибка Лафайетт.

Хотя, быть может, Смок и не знает имени человека, который его нанял? Нужно было оговорить этот пункт отдельно, сказать Лафайетт, чтобы его имени она не называла.

И самое главное – сможет ли калека одержать верх над таким человеком, как Мокси, легенда Большой дороги?

Мысли хаотически вертелись в голове Дуайта. Он был напуган, полностью выбит из колеи.