Юноша улыбнулся, и я подумал, что он и так не сомневается всвоем счастье.

– Спасибо. Мы продолжим расспрашивать в Пеште?

– Да, – кивнул Антуан.

А я молчал. Почудилось, что никакого толка в наших поездкахнет. Не будет Маркус высовываться из убежища, чтобы посетить кондитерскую иотведать знаменитого штруделя. Не пойдет Арнольд в прославленные серные бани,чтобы понежиться в горячей воде и расслабиться под крепкими руками массажиста.И Хелен, пусть даже ей этого захочется, не посетит оперу, чтобы насладитьсясладкими голосами певцов.

Не такие они люди, чтобы понапрасну рисковать…

Разве что Луиза… вот она, если ее одолеет блажь, настоит насвоем. Только что она захочет осмотреть в Аквиникуме? Древний стадион, замокпрефекта, театры? Вряд ли…

– Петер! – позвал я. – Твоя невеста, она ведь следит засвоей внешностью?

На миг юноша растерялся.

– Да… конечно…

– Можно узнать у нее, где в Аквиникуме самый лучший магазинженских украшений и парфюмерии?

– Я и сам знаю, – улыбнулся Петер. – «Элефант», самыйбольшой магазин города. Там есть все, и парфюмерия тоже.

Ясное дело, не раз ее провожал в этот магазин.

– Надо поехать туда, – сказал я. – И расспросить продавщиц.Только тут новая легенда нужна, женщина никогда мужчине беглую жену не выдаст!

– Думаешь, Хе… – Антуан осекся, сморщился. – Кхе-кхе.Думаешь, заглянут?

– Думаю, что да, – кивнул я.

Петер вроде как оговорки не услышал или не придал ейзначения. Но все-таки нам было не по себе. Трудное дело – вести розыски, когдарядом умный, но не посвященный в дело помощник…

Двуколка наша тем временем свернула и вскоре выехала к«Элефанту».

Магазин и впрямь впечатлял!

Такому место в Париже или Риме, а никак не в столицемаленькой, пускай и не бедной, провинции. В шесть этажей, да еще каких этажей!С огромными окнами из хорошего стекла. Со слоновьим чучелом перед входом – илинастоящим, или очень хорошо подделанным. За «Элефантом» раскинулся один изгородских рынков, тоже частично крытый, бойкий и многолюдный, но по сравнению смагазином казавшийся крошечным сельским базаром.

Мы спустились на землю. Возчик неспешно въехал на стоянкуперед магазином, где уже стояло не меньше сотни экипажей – и наемных, ичастных. Как ни старались уборщики, а площадка была изрядно завалена навозом, изапах стоял будто на скотном дворе.

И тут нас ждала такая неожиданность, которую, по правдеговоря, давным-давно надо было предвидеть!

Из широких ворот «Элефанта» вышли и направились навстречунам иудеи. Три самых настоящих иудея в черных одеждах, кипах, с ворохомпокупок. Один пожилой, двое – молодые парни, никто из них не выглядел особеннопроницательными… только что с того, если ни я, ни Антуан по-иудейски ни словане знаем!

– Шалом! – дружно поприветствовали нас – точнее, Антуана,молодые иудеи. А тот, что постарше, разразился целой тирадой.

Ой, беда…

Нет, не побегут иудеи к Страже, сообщать о фальшивыхсоплеменниках. Но слух пойдет и, значит…

Петер повернулся к нам и энергично замахал руками, позатейливому складывая пальцы. Потом кивнул иудеям и затараторил на их языке.

Мы с Антуаном так и стояли, дураки дураками…

Но речь Петера подействовала. Нам закивали, уже не пробуяничего говорить, с дружелюбными и сочувственными улыбками. Я прижал руку кгруди и на всякий случай слегка поклонился. Антуан просто кивнул.

Так мы и расстались со своими неслучившимисяразоблачителями. Те проследовали на стоянку, где их, видно, ждал экипаж.

А мы вошли в магазин.

Что именно Петер сделал, понятно было и без слов. Представилнас глухонемыми, при которых состоял гидом и толмачом.

Одного не понять: почему он так сделал?

– Я был не прав? – вдруг спросил Петер. Увидеть нас уже немогли, и я ответил:

– Прав. Только почему ты так сделал?

– Я сразу понял, что вы никакие не иудеи, – чуть смущенносказал Петер. – Никакие не выстолбы, ради тайной миссии носящие иудейскуюодежду… какой крови человек, где родился и говорить учился – это все вразговоре слышно… и галльский акцент… и скандинавский…

– Может быть, ты знаешь и мое имя? – спросил я. Сердцезачастило, хоть и догадывался я, каким будет ответ.

Петер на миг сбился с шага. Но ответил твердо, хоть и неглядя на меня.

– Ильмар…

Антуан тяжело вздохнул.

– Я не выдам, – сказал Петер. – Никому. Ни Страже, ни отцу,ни Илоне.

Магазин внутри походил на дворец. Сверкали стеклянныевитрины, шесть этажей были заполнены лавками. Роскошный пассаж был накрытстеклянной крышей, повсюду стояли изображения элефантов – в виде каменныхстатуй, искусно сшитые из тряпок и набитые опилками, прихотливо вырезанные издерева. На все этажи вели не только лестницы, но и огромные паровые лифты –возле каждого стоял бдительный служитель в униформе, строгим взглядом отпугиваядетишек и провинциалов, желавших забесплатно покататься.

– Здесь можно посидеть и поговорить? – спросил Антуан.

– Да… пойдемте…

Петер повел нас в глубь магазина. В закутке между табачнойлавкой и магазином руссийской ситцевой мануфактуры обнаружилось маленькое кафе.Даже не кафе, так – стойка, за которой крупная седоватая женщина ручным прессомдавила из овощей и фруктов соки, и пара столиков.

– Можно тут, – неловко предложил Петер.

Мы уселись за столик. Антуан, углядев, что женщина как раздавит сок из солнечно-ярких апельсинов, жестами попросил стакан. Тот же сокзаказал и Петер, я же молча ткнул пальцем в стеклянный графин с багрово-краснойжидкостью. Люблю я вишневый сок, никакие апельсины с ним не сравнятся…

– Как ты понял, кто я? – спросил я у Петера.

– Глаза есть, – пробормотал Петер. – Не иудей, скрывается,ищет двух женщин, мужчину и мальчика… понять нетрудно. Вся Держава ищет…

– Петер, почему же ты не сказал нам сразу?

– Зачем? – вполне резонно ответил Петер. – Вы хотелисохранить тайну, я и молчал.

Нам подали сок. Петер к своему стакану едва прикоснулся,Антуан жадно осушил сразу половину и спросил:

– Понимаю, почему ты не польстился на награду. Но тебя непугает то, что говорится… о нас?