– Приезжай завтра, Петер, – сказал Антуан. – Если будешьхорошо себя чувствовать, конечно.

Юноша улыбнулся:

– Я не чувствовал себя так хорошо уже больше полугода! Яприеду с самого утра.

– С самого – не надо, – попросил я. – Часам к девяти, Петер.

Портье при нашем появлении разве что рукавами пол не вымел.У меня никаких сомнений не было, что слух об исцелении умирающего сына Ференцауже облетел всю прислугу. Вот и на нас, пусть мы всего-то упрямые иудеи,истинной веры не знающие, падал отблеск епископской славы. Даже запустилипаровой лифт, по причине позднего времени уже не работавший, и мы поднялись насвой шестой этаж в грохоте и перестуке машинерии. Парнишка, управлявший лифтом,испуганно смотрел на сигнальный флажок в стене – верно, боялся, что давлениепара в остывающем котле упадет окончательно и почетные гости застрянут междуэтажами.

Но лифт выдюжил.

Шестой этаж был почти что весь отдан в наше распоряжение.Даже коридор здесь был устлан дорогим османским ковром багрового цвета, спышными кистями и густым плотным ворсом. Хороший ковер, по такому хоть всапогах топай – шагов не слышно. Самый огромный и роскошный номер принадлежалЖерару, два номера попроще – мне и Антуану, еще два – может, лишь чутьуступавшие убранством, монахам-охранникам. Один из них, Луи, как раз стоял вкоридоре и задумчиво крутил в пальцах святой столб, сделанный из твердогокрасного дерева. Ох, есть у меня подозрение, что эта прочная палочка длиной влокоть служит ему не только символом веры, но еще и оружием. Уж больно ловкоперекидывает между пальцами – мастера китайских единоборств позавидуют!

– Вечер добрый, заблудшие братья, – поприветствовал насохранник. Меня это обращение коробило, но что уж тут поделать – не скидывать жемаскарадные одеяния?

– И вам доброго вечера, – смиренно сказал я. – Вернулся лиего преосвященство Жерар Светоносный?

– Он отдыхает у себя. – Луи закрутил святой столб особеннолихо, я даже засмотрелся. – Но просил, если вы не слишком устали, заглянуть кнему.

– Не преминем, – сказал Антуан. – Лишь смоем с себя дорожнуюпыль.

Луи одобрительно кивнул. Крутанул столб совсем ужзалихватски – и получил концом по подбородку.

– Дай, – не удержался я. – Смотри, святой брат, тут надоперехватывать между большим и указательным пальцем, тогда не выскользнет.

Луи потер подбородок, попробовал – и восхищенно посмотрел наменя.

– Да… но потом трудно перекинуть в основной хват…

– Почему трудно? – возмутился я. – Вот так, гляди…

Я снова взял у него святой столб, закрутил и показал, какперейти от тычка в челюсть к удару наотмашь по шее.

– Подожди-ка, давай медленнее! – загорелся Луи.

Под крайне неодобрительным взглядом Антуана мы с Луи поочереди покрутили столб.

– Длиннее надо делать, – сказал я. – На ладонь хотя бы.

– Так если длиннее, то это уже не святой столб, это обычнаядубинка получится… – огорченно откликнулся монах. И тут же густо, будто девица,покраснел. Сообразил, что иудей учит его, как святым столбом драться!

– В дороге чего только не случается, – объяснил я. –Честному торговцу надо уметь за себя постоять. Меня один знакомый китаец научилна палках драться. А святой столб – разве он не орудие веры?

– Орудие, – согласился Луи. – Спасибо, Исаия! Хороший прием!

Антуан вздохнул и ушел к себе. Я шепотом сказал:

– Отец мой очень не любит насилия…

– Кто ж его любит? – удивился монах. – Но вера и добродолжны уметь за себя постоять.

Оставив Луи тренироваться дальше, я ушел в свой номер.Может, и зря я охраннику выказал, что оружием умею владеть, но так с другойстороны – отношения улучшил…

Всласть намывшись – горячая вода в гостинице была и впрямьгорячей да и шла с дивным напором, – я обтерся полотенцем и не одеваясь сталрыться в баре. Ох… какой номер – те напитки, что холодными лучше подавать,стояли на леднике! Я налил себе с полстакана вишневой палинки, плеснул на двапальца воды со льдом, уселся в кресло и вытянул ноги.

Не жизнь, а сплошная радость. Если после теплой ванны еще игорячую мадьярскую девицу позвать…

Я вздохнул.

Нет, не поймет прислуга, если спутник епископа начнетгулящими девицами интересоваться. Тем более любая девица уяснит, что иудей янеправильный…

Лучше бы под китайца гримировался!

Со вздохом осушив стакан, я порылся в своем небогатом гардеробе.Нашел смену чистого белья, а вот штаны пришлось надевать те же, да и рубашекчистых не осталось.

В дверь постучали.

– Сейчас! – откликнулся я, шнуруя ботинки.

Конечно, с Жераром поговорить – это здорово. Даже как-тоблагостнее на душе становится! Но если честно, то больше всего сейчас я хотелбы сидеть в мягком кресле, даже штанов не напяливая; потягивать палинку, наощупь отыскивая бутылку, и смотреть в окно на огни Аквиникума…

Еще иногда можно при этом почесывать пузо…

Я вздохнул так горько, словно мне предстояло идти работатьна каменоломню, а не пить в соседнюю комнату. Пригладил рукой волосы, вовремяспохватившись, кинулся в ванную: приладить свои фальшивые пейсы.

И вышел в коридор.

Антуан, ждущий меня у двери, все так же неодобрительно наблюдалза упражнениями Луи со святым столбом.

– Готов, – сообщил я. И мы двинулись в номер Жерара.

Епископ Жерар Светоносный, вольнодумец и целитель, был пьян.Хорошо пьян. Под столом стояли три пустые бутылки вина.

– А, друзья мои… – только и сказал Жерар, едва мы вошли.Потянулся за новой бутылкой, едва не опрокинув со стола стаканы. Накрыто былона троих, он и впрямь нас ждал.

– Что-то случилось, ваше святейшество? – спросил Антуан.

– Что-то случилось… – задумчиво повторил епископ, будто вофразе был скрыт непостижимый нам смысл. – Нет… нет, Антуан…

Нам он бокалы наполнил до краев, себе – едва наполовину.

– Мне не доводилось еще видеть лиц столь высокого сана встоль… сложном состоянии, – сказал Антуан, садясь. Вроде бы мягко сказал, но сукоризной – и Жерар ее почувствовал.

– Да, не пристало… – произнес он, глядя на бокал. – Непристало, и все-таки… Как ваши поиски?