– Мне тоже кажется, что это неверно, – сказала Хелен. –Все-таки ищут в первую очередь Маркуса. Арнольд же очень приметен. Им выходить– куда больше риска.

– Правильно, летунья, – вступил в разговор Антуан. –Говоришь – правильно, поступаешь – неверно. Зря вы их не удержали.

Хелен развела руками. А я вдруг подумал, ревниво и обиженно,что Арнольд стал центром их маленькой компании. Занял то место, что было моим.Нечему тут удивляться, ясное дело, что мужчина и офицер должен был всехвозглавить.

Но все-таки неприятно.

Так, уходящий на двенадцать лет в солдатчину надеется,вопреки всему, что когда вернется, повидав мир и разбогатев, то найдет свой домпрежним. Возвращается – и видит, что дом изрядно подновлен чьей-то крепкоймужской рукой; старый пес, бывший некогда преданным щенком, заходится в лае;выросшие дети ухмыляются и сторонятся ласки, а жена в постели зовет его чужимименем…

Две недели – не двенадцать лет службы, Хелен мне не жена, аразношерстная стайка беглецов – не семья. А все равно, все едино. Был у менязнакомец, бывший оксфордский студиоз, по пьяни и общей безалаберности из университетас позором выгнанный и промышлявший мошенничеством. Так вот, очень любил онприговаривать: «Природа не терпит пустоты!»

По любому поводу говорил. Кончится ли вино в бутылке, надоли соблазнить неуступчивую вдовушку, гуляет ли ветер в карманах – на все однамудрость. Природа не терпит пустоты. Отними у человека любовь – получишьненависть. Засади на каторгу всех воров – тут же появятся другие.

Над неудачливым студентом подшучивали все кому не лень. А онтолько плечами пожимал и отвечал той же присказкой. Мол, все равно найдется,над кем смеяться, так что смейтесь надо мной…

Чего уж удивляться…

Все это у меня в голове пролетело в один миг, и я спросил:

– Как будем к персам пробираться?

– У Арнольда есть тут старые верные друзья, еще с детскихлет, – сказала Хелен. – Они должны связать нас с контрабандистами, те поройводят людей через границу. Завтра, послезавтра, как получится.

Ох, как мне не понравились эти слова о верных друзьях…

– Нам надо дождаться Жана и Йенса, – сказал я.

Хелен нахмурилась:

– Ильмар, я понимаю, эти люди тебе помогли, но ждать опасно.Что, если их схватят по дороге и выпытают место встречи? Опять же этот ЖанБагдадский, как я понимаю, дряхлый старик…

Она осеклась.

– Дряхлый и старый, вроде меня, – согласился Антуан. –Боишься, что он будет обузой, летунья?

Хелен упрямо вскинула голову:

– Да, Антуан! Речь ведь не о нас идет!

Луиза часто закивала головой, всем видом показывая – в этомвопросе она Хелен всецело поддерживает. Вот же беда какая, когда речь о еежизни шла – напрочь обо всем забыла, в планёр на ходу залезла, едва всех непогубив!

Говорить о подозрениях мне совершенно не хотелось. Не знаюпочему. Было какое-то странное чувство, наверное, то же самое, что заставляетотслужившего свое солдата лежать ночью рядом с тараторящей супругой и неспрашивать, почему она назвала его Пьером, когда он уже тридцать лет как Клод…

– Речь о нас, Хелен. Нас должно быть двенадцать.

Летунья осеклась. У Луизы глаза сверкнули – она и согласнабыла, и… и очень ей не хотелось расширять наш круг. Нет, раз положеноИскупителю двенадцать апостолов иметь – значит, положено. Но попозже… не таксразу… со временем…

Но самым изумленным оказался Петер. Похоже, он понял, почемумы все оберегаем Маркуса. И теперь пытался сжиться с этой мыслью.

– Помнишь: «…кто хочет быть первым, будь из всех последним ивсем слугою», – сказал я негромко.

– А ты уверен, что вправе судить о них? Достойны ли они? –выкрикнула Луиза. – Кто ты, чтобы говорить за Маркуса?

– Я не сужу. Я хочу, чтобы Маркус решил, достойны ли идти сним рядом епископ Жерар Светоносный, лекарь Жан Багдадский, святой брат Йенс,летун Антуан… – Я оглянулся на Петера и добавил: – А может быть, и мадьярскийюноша Петер…

Петер вздрогнул. Но смолчал. Для него все это было ещеслишком внове. А Луиза скисла, сложила руки лодочкой и больше не проронила нислова.

– Ты изменился, Ильмар, – сказала Хелен с удивлением. – Да,ты прав, пусть решает Маркус. Дождемся их и поговорим.

– Когда они вернутся? – спросил я.

Хелен пожала плечами.

– Мне очень не нравится, что вы так вольно себя ведете, –объяснил я. – Да, Аквиникум – край Державы и Стража здесь ленива, но все-таки!Мы ведь не знали, куда вы отправитесь. Но посидели, подумали – и поняли.Неужели те, кто нас ловит, глупее? Достаточно лишь слуху пройти, что Маркус вАквиникуме, – весь город закипит. Опять же те друзья, которых Арнольд просил опомощи, – можно ли им верить? Деньги, титул, слава – когда все это ложится начашу весов, то старая дружба может показаться ошибкой…

– Не знаю, Ильмар. – Хелен нахмурилась. – Ты прав, но у насдругого выхода нет. Перейти границу – не так-то просто.

– Друзья Арнольда знают, где вы укрываетесь?

– Да, конечно. Они приходили сюда. Его кузен и…

Я чуть за голову не схватился. Ну что ж это такое!

– Разве можно так поступать! Доверяться тем, когодавным-давно не видел?

– А как иначе? – снова встряла Луиза. – Как сказалИскупитель? «Если кто приходит ко Мне, и возненавидит отца своего и матерь, ижену и детей, и братьев и сестер, а притом и саму жизнь свою, тот не может бытьМоим учеником. Ибо Я есть для вас и отец, и брат, и жизнь ваша, и кто ближнихненавидит – тот и Мне противен».

Спорить тут было не о чем. Ясное дело, что в Святом Писанииможно на любой случай умные слова найти, только ведь каждое слово к своемумоменту было сказано.

– Откуда можно посмотреть на улицу? – спросил я.

– Со второго этажа, – помедлив, сказала Хелен. – Ты думаешь…

– Ничего я не думаю! Вначале посмотреть хочу, потом –думать!

– Идем, – сказала Хелен.

Примолкли все. Антуан стал мрачен, Петер чуток побледнел,Луиза зашевелила губами в молитве. Обычное дело – стоит обывателю всерьез ослежке задуматься, как страх до костей пробирает. Это я с таким страхомсроднился…

Второй этаж был чуть почище и пообжитее, чем первый. Видно,полоумная бабка и ее слуга обитали в основном тут. Хелен молча привела нас вкомнату, похоже, служившую ей спальней. Окна были плотно закрыты шторами…умница.