Какая-то обреченность была в ней…

– Хелен? – спросил я растерянно.

Летунья остановилась перед нами. Посмотрела на Антуана, наПетера.

– Это друзья, – торопливо сказал я. – Антуан, Петер… Они вкурсе!

– Понимаю, – сказала Хелен, помолчав. – Все-таки я рада тебяувидеть.

– Что случилось? – спросил я.

– Баронесса ничего не подозревает, – сказала Хелен. – Онадавно уже живет в мире своего безумия. Меня считает то племянницей, тоэкономкой.

– Это видно… – ничего не понимая, сказал я. И тут же меняосенило.

Да ведь Хелен меня предателем считает!

Петера, наверное, агентом Стражи, Антуана – кем-то изначальства.

– Хелен, это друзья! – повторил я, как мог увереннее. – Я ивправду сбежал из Урбиса!

Летунья косо улыбнулась.

Ну да… разве бы я сам такому поверил? Что человек, брошенныйв подземелья Урбиса, сумеет оттуда сбежать? Скорее уж сделку с Церковьюзаключил, в обмен на помилование кинулся своих товарищей ловить…

– Хелен! – резко сказал Антуан. – Ты помнишь, как в первыйраз поднялась в воздух?

Летунья недоуменно уставилась на него.

– После полета ты подошла к старшим офицерам, – продолжилАнтуан. – Раскрасневшаяся, с растрепанными волосами, будто летела без всякогопланёра, подставляя ветру лицо… Тебя хвалили, ты кивала, ничего на самом-тоделе не видя и не слыша. Зачем слова, эти движения воздуха, той, что сама былаветром? И только когда один из самых старых офицеров, случайно в общем-тооказавшийся в тот день на лётном поле, похлопал тебя по плечу, – ты улыбнулась.Это был не ободрительный жест отца, радующегося за дочь, и не ласка мужчины,коснувшегося красивой девушки. Ты стала равной, и тебе дали это понять. Тыстала не дочерью и не женщиной – ты стала для них другом. Частью ветра.

– Антуан… – сказала Хелен, меняясь в лице. – Одиннадцатьпроклятых, Антуан! Забудь я даже лицо, но манеру говорить… – Она перевеладыхание и совершенно искренне добавила: – Я была уверена, что вы уже давноумерли!

Антуан улыбнулся:

– Как ты считаешь, я стал бы прислуживать Страже… да комуугодно, и ловить летунью?

Хелен кивнула. И вдруг, развернувшись, кинулась к двери скриком:

– Луиза! Стой, Луиза! Все в порядке, стой!

Баронесса Швальц приходилась Арнольду двоюродной бабушкой. Итак уж случилось, что выжившая из ума старуха Арнольда помнила и любила – то липотому, что офицер не поддержал родственников, желавших упрятать ее в приют, толи по какой другой причине.

У нее и укрылись Хелен, Луиза, Маркус и Арнольд, когда тридня назад добрались до Аквиникума.

За те две недели, как мы расстались, пережить им пришлосьнемало.

Из Неаполя их вывел Арнольд. Без лишних разговоров, безобъяснений – офицер предпочитал действовать, а не говорить. В каком-то глухомрыбацком поселке они провели двое суток, выжидали, сбивая со следа погоню.

Конечно же, Хелен и Луиза все Арнольду рассказали.

Конечно же, он повел их дальше.

Конечно же, оказался проводником не хуже меня.

Что вор, что стражник – тут все оно едино, кто научилсяловить, тот и укрыться сумеет.

Хелен рассказывала, временами прерываемая Луизой. Бывшаянастоятельница хоть и смотрела на меня по-прежнему криво – ну не нравлюсь я ей,что тут поделать, никогда не нравился и понравиться не смогу, но замечаниявставляла охотно. Те, что ее в лучшем свете представляли – как она за больнымМаркусом будто родная мать ухаживала, как ловко встречному монаху наплеланебылиц, со следа сбивая, и даже про то, что сама несколько раз еду готовила, –не забыла упомянуть.

Хелен стоически пережидала ее рассказы и продолжала.

Арнольд сразу предложил идти в Паннонию. Тут у него былиродственники, отсюда легко было пробраться в Османскую империю, оттуда – вИудею…

А Иудею Арнольд выбрал потому, что выяснил – со мной никто оней не говорил. И Маркус тут же его поддержал.

– Мы были уверены, что ты все расскажешь, – произнеслаХелен, пряча глаза. – Понимаешь, Ильмар…

– Да что тут понимать, я все и рассказал, – ответил я. – Яне святой, чтобы под пытками осанну петь.

Неповоротливый дворецкий принес нам вино – оно было бы плохим,не проведи в погребе лет тридцать. А так, вполне даже ничего.

Мы сидели в той же самой зале для приемов, лишь сдвинулинемного кресла да стерли углом портьеры пыль со стола, потому что поручатьуборку слуге значило лишь зря терять время. Антуан пил мало, Хелен тоже едвакасалась бокала – старинного, изысканного, но не слишком хорошо отмытого. ЗатоЛуиза глотала вино словно воду, все больше и больше багровея и повышая голос.Зато и приходя в хорошее расположение духа.

– То, что вырваться тебе удалось, Ильмар, это явственныйзнак свыше! Значит, твоя служба Искупителю, вновь в наш мир пришедшему, еще неокончена. Никогда бы из Урбиса не смог выйти настоящий тать и душегуб, тебявывела невидимая десница Господа…

Прикусил я язык, чтобы не сказать, что это моя десницатвердым яблоком ребенка оглушила и тем самым меня спасла. А уж никак не дланьГосподня… Лучше промолчать, с дурной бабой спорить – все равно что плеватьпротив ветра. Вот Хелен на Луизу смотрела с иронией… Антуан же вообще враздумья погрузился. Он-то понимал, что вовсе не обязательно станет МаркусИскупителем…

– Где Маркус? – спросил я. – Маркус и Арнольд?

– В город отправились, – поморщилась Хелен. – Посмотреть наАквиникум, зайти в купальни… Мы с Луизой вчера не удержались… вышли в город…

– В «Элефант», – сказал я. – И попросили покупки на домдоставить.

Хелен вскинула брови.

– Думаешь, я действительно вас увидел на улице? – рассмеялсяя. – Мы тут по всему городу поиски вели… да не беспокойся, говорили, что ты моясупруга, сбежавшая с офицером…

Летунья улыбнулась. Но как-то натужно.

– Ясно… вот Арнольд и возмутился, что мы без спроса. Они ирешили с Маркусом, что раз мы осторожность не соблюдаем, то им тоже уместноразвлечься.

Я лишь покачал головой. Глупость какая! Если ты старший вкоманде, то должен собой пример правильного поведения подавать, а неуподобляться нарушителям дисциплины. Все-таки было в Арнольде, при всей еговыправке и внушительных габаритах, что-то от подростка. Назло мамке в лужусяду, назло подружке в солдаты забреюсь…