В потолке горели две лампочки, освещавшие путь, а внизу, гдесбоку виднелась еще одна дверь, ступени заливал еще более яркий свет. Лестницабыла самая обыкновенная, без ковровой дорожки, на удивление чистая и совсем нестрашная; ничто не предвещало загробной или какой бы то ни было другой опасности.Снизу доносились голоса.

Я начала крадучись спускаться по ступенькам, опасаясь, какбы меня не заметили, но, дойдя до самого низа и заглянув в подвал, поняла, чтотаиться нет нужды. Взрослые были поглощены своим делом.

Будучи достаточно большой девочкой, я понимала почти все,что происходит, но сейчас не смогу дословно воспроизвести речи взрослых. Когдая ступила с лестницы на пол, наш отец и Клайв Борден опять спорили, причем наэтот раз говорил в основном Борден. Мама стояла в стороне, как и дворецкийСтимпсон. Ники все еще был на руках у своего отца.

Подвал изумил меня своими размерами и чистотой. Я и недогадывалась, что под нашей частью дома находится такое гигантское подземелье.На мой детский взгляд, своды казались очень высокими; они простирались во всестороны к побеленным стенам, а стены эти были где-то совсем далеко. (Хотявзрослый человек может здесь выпрямиться в полный рост, потолок в подваледалеко не такой высокий, как в жилых комнатах наверху, а размеры этогоподземелья не больше площади первого этажа.)

Значительная часть подвала была заполнена вещами,перенесенными сюда на хранение: здесь еще со времен войны стояла старая мебель,закрытая от пыли белыми чехлами. К одной из стен были прислонены картины в рамах,изображениями внутрь. Рядом с лестницей, за кирпичной перегородкой,располагался винный погреб. В дальнем конце подвала, который был плохо виден стого места, где я стояла, громоздился огромный штабель аккуратно сложенныхящиков и коробок.

В целом это место давало ощущение простора, чистоты ипрохлады. Подвал служил хозяйственным целям и при этом содержался в полномпорядке. Впрочем, такие подробности были мне невдомек. Мой нынешний рассказпреломляется через призму памяти и основывается на том, что я теперь знаю изопыта.

Но в тот день, когда я впервые спустилась в подвал, менязахватило совсем другое – непонятное устройство в середине подземелья.

Первой моей мыслью было то, что передо мной какая-тоневысокая клетка: мне бросился в глаза круг из восьми крепких деревянных досок.Потом я поняла, что сооружение утоплено в пол. Чтобы в него войти, нужно былошагнуть вниз, значит, на самом деле оно было куда больше, чем казалось. Нашотец, спустившийся в центр круга, был виден лишь выше пояса. Сверху нависалипровода, а по центральной оси вращался предмет непонятной формы, сверкавший иблестевший при свете ламп. Отец углубился в какое-то занятие: по-видимому, нижемоей линии зрения находилась некая рукоять, и он, взявшись за нее,раскачивался, будто качал воду насосом.

Мать стояла чуть поодаль, напряженно следя за отцом, аСтимпсон замер подле нее. Они молчали.

Клайв Борден замер у одной из деревянных планок. Ники сиделу него на руках и, как мог извернувшись, тоже смотрел вниз. Борден твердилчто-то свое, тогда как отец, не переставая раскачиваться над невидимой помпой,отзывался в резком тоне, а то и просто отмахивался, разрубая воздух свободнойрукой. Кто-кто, а мы с сестрой слишком хорошо знали: такой жест сулит беду.Когда мы не проявляли должного послушания, отец всякий раз начинал намдоказывать свое, распалялся и давал волю рукам.

Мне было ясно, что Борден его злит, и, может быть, даженамеренно. Я шагнула вперед, но не к кому-то из взрослых, а к Ники. Этот малышоказался в водовороте совершенно непонятных ему событий, и моим инстинктивнымжеланием было броситься к нему, взять за руку и увести подальше от этой опаснойигры взрослых.

Никем не замеченная, я была уже на полпути к ним, когда отецвдруг выкрикнул:

– Все назад!

Мама и Стимпсон, знавшие, очевидно, что произойдет, тут жеотступили на несколько шагов. Странно громким для нее голосом мама произнеслакакую-то фразу, утонувшую в неожиданном шуме: устройство грозно взвыло изашипело. Клайв Борден не сдвинулся с места, оставаясь в паре футов от края ямы.Меня так никто и не заметил.

Вдруг из верхней части аппарата раздалось несколько хлопков,каждый из которых сопровождался белым электрическим разрядом в виде длинного,изломанного бича. При каждом хлопке он плотоядно извивался, как щупальцеосьминога. Шум стоял такой, что хотелось заткнуть уши; рождение каждого волокнанеукротимой энергии сопровождалось вспышкой, шипением и оглушительным треском.Отец посмотрел на Бордена снизу вверх, и я увидела на его лице знакомоепобедное выражение.

– Теперь видите? – гаркнул отец.

– Отключи, Виктор! – взмолилась мама.

– Мистер Борден сам этого хотел! Вот, полюбуйтесь,мистер Борден. Удостоверились?

Борден все так же неподвижно стоял в двух шагах отизвивающегося электрического разряда. Мальчик по-прежнему был у него на руках.Я видела искаженное гримасой лицо Ники и знала, что он напуган не меньше меня.

– Это ничего не доказывает! – выкрикнул Борден.

В ответ отец дернул большой железный рубильник,прикрепленный к стойке внутри агрегата. Электрические щупальца выросли вдвое ис новой силой заплясали вокруг деревянной ограды.

– Спускайтесь ко мне, Борден! – позвал мойотец. – Спускайтесь и убедитесь сами!

К моему изумлению, отец вылез из ямы и шагнул в промежутокмежду досками. С ужасным шипением к нему мгновенно устремилось несколькосверкающих волокон, которые оцепили его, словно огненные змеи, а может, тонкиеязыки пламени. Казалось, он слился с электричеством и даже сам начал светитьсяизнутри, стал похож на жуткого огнедышащего дракона. Сделав еще один шаг, онвыбрался из деревянной клетки.

– Да вы никак струсили, Борден? – прохрипел он.

Я находилась так близко от отца, что видела, как волосы унего на голове неестественно торчат вверх и даже выбивающаяся из-под манжетрастительность тоже стоит дыбом. Костюм на нем странно вздулся, как рвущийся кнебу воздушный шар, а кожа после купания в электричестве излучала – так мнепоказалось от ужаса – ровное голубое свечение.

– Будьте вы прокляты! – вырвалось у Бордена.

Он повернулся к нашему отцу и сунул ему в руки объятого ужасомребенка, который понапрасну цеплялся за родительскую одежду. Наш отец безвсякого желания принял мальчика в охапку. Ники завизжал и стал вырываться.

– Прыгайте немедленно! – заорал отецБордену. – Остались считанные секунды!

Борден шагнул вперед и остановился у кромки электрическойзоны. Наш отец оказался рядом с ним; ребенок тянулся к своему родителю систошными криками. Синие змейки разрядов мельтешили в ничтожной доле дюйма отБордена. Волосы у него взъерошились; кулики сжимались и разжимались. На миг онуронил голову – и тут же одна из змеек бросилась на него, пробежала по шее,плечам и спине, а потом с шипением и треском ушла в пол между его ступнями.