Сергей бросил на него мрачный взгляд и стал раскладыватьмясо по тарелкам.

* * *

Вернулся он вечером и застал Макара за ноутбуком – Илюшинбыстро открывал файлы один за другим, пару раз промелькнула новостная лента иисчезла, сменившись чьим-то блогом, затем Макар свернул все окна и обернулся кСергею.

– Судя по времени, потраченному тобой на общение с бывшейсупругой, ты должен все досконально знать о ближайшем круге знакомыхСилотского.

– Почти так оно и есть. – Сергей прошел в кухню,поставил чайник: во рту пересохло, очень хотелось пить. – Я с нимиобщался.

– Что?

– Я с ними общался! – крикнул Бабкин, и в дверях тут жепоявился Илюшин, заинтересованно уставившись на него.

– Рассказывай, – потребовал он. – И мне тожеможешь чая с мятой заварить.

Сергей фыркнул, но подчинился. Развязывая мешочек с мятой,привезенный Илюшину тетушкой Дарьей, он вспомнил тех двоих, что пришли к Ольге«поддержать ее морально», по выражению одного из них.

– Трое, – сообщил он, заварив мяту и смородиновый листкипятком. – Их было трое.

– Хорошее начало, почти эпическое, – одобрил Илюшин.

– Не перебивай! Вечно ты меня перебиваешь... Дружили они сошколы – Ланселот, Крапивин и Швейцарец.

– Кто? Швейцарец?

– Семен Давыдович Швейцман. А Швейцарец – оттого, что сдетства мечтал уехать и жить в Швейцарии, отсюда и прозвище.

– Уехал?

– Нет, не уехал.

– Почему?

– Потому что со временем расхотел, – пояснил Сергей,двумя часами ранее задавший этот же вопрос Семену Швейцману. – Решил, чтов страну своей мечты он может приезжать отдыхать, а бизнес лучше делать вРоссии.

– К тому же опасался разочарования, если переедет иобнаружит, что манящее «далёко» вблизи окажется вовсе не столь прекрасным, какгрезилось... – добавил Макар, размышляя вслух. – А почему у второгонет прозвища?

– Потому что он его не заслужил. Нет, прозвище-то у негобыло, но в лицо его так больше не называют. «Пресноводное». Должен тебесказать, я понимаю, отчего Денису Крапивину дали такую кличку.

Перед мысленным взглядом Сергея встали друзья Ланселота –маленький чернявый Швейцман, подвижный, эмоциональный, вносящий в любое действосуматоху, и худощавый бледный Крапивин, с неизменно постным выражением лица,одетый так, словно собрался на совет директоров крупной фирмы или на похороныодного из членов того же совета.

– Ольга успела до их прихода рассказать, что ДенисаИвановича они называют «Человек без фантазии». Он весь такой, знаешь,выверенный до мельчайшей черточки, и говорит очень правильные вещи, но вовремяостанавливается. Если бы он проповедовал дольше, слушать его было быневозможно. Между прочим, довольно состоятелен – один из топ-менеджеров вкомпании «Дорштейн».

– А Швейцман?

– Швейцарец, как он говорит, крутится в бизнесе. По словамОльги, он владелец крупного магазина музыкальных инструментов и подумывает отом, чтобы открыть еще один. Семен Давыдович хотел приобрести у Ланселота егодело и весь последний год уговаривал того продать ему «Броню». В общем-то,Силотский был не против – по тем причинам, которые он нам с тобой приводил:дело поставлено на накатанные рельсы, движется само по себе, заниматься имнужно лишь в той мере, чтобы не дать съехать под откос, а для ДмитрияАрсеньевича это было скучновато.

– Однако бизнес он все же не продал.

– Нет. Швейцман обхаживал его со всех сторон, крутился юлой,но ничего не добился. Да, чуть не забыл: ты спрашивал, почему Ланселот выбралтакое прозвище. Ничего неожиданного: начитался легенд о короле Артуре,вообразил себя рыцарем Круглого стола. Крапивин вспомнил, что привязаласькличка мгновенно, и между собой они Силотского иначе и не зовут.

Сергей снял закипевший чайник, разлил воду по чашкам, вкоторых сразу всплыли засушенные листочки мяты, и по всей кухне протянулсятравяной мятный аромат. Илюшин скорчил физиономию, следя за его действиями, нотетушка Бабкина внушила племяннику, что самая правильная мята завариваетсятолько в чашке и ни в коем случае не в чайнике, поэтому Макару приходилосьвручную вылавливать листочки.

– Я сегодня услышал одну необычную вещь, – продолжалСергей, закрывая обе чашки деревянной доской. – У Семена Швейцмана естьжена, о которой он отзывается с нежностью и заботой. Так вот, эту жену сегодняатаковали крысы.

Он замолчал, ожидая вопроса, но Макар задумчиво смотрел надоску, использованную Бабкиным вместо крышки, и молчал.

– Какой-то подросток выпустил в лифт, в котором она стояла,десяток крыс, а то и больше, – сказал Сергей, поняв, что вопроса небудет. – Панически перепугал жену Швейцмана, потому что она страшно ихбоится. То ли в детстве ее покусала дикая крыса, то ли с домашней не задалось...Точно не скажу. Швейцман поначалу был уверен, что это проделки кого-то иззнакомых – тех, кто осведомлен о фобии его жены, но ответить на вопрос, зачемим это понадобилось, не смог.

– А где находилась его жена в то время, когда ее заботливыйсупруг делился подробностями происшествия? – спросил Макар.

– Осталась дома с подругой. При мне Семен звонил ей разпять, если не больше, и очень тревожился: как подействовало на нееуспокоительное, нет ли побочных эффектов. По-моему, бедная женщина чуть не умерлаот разрыва сердца, когда к ней в лифт выкинули целую крысиную армию.

Макар прищурился, глядя, как Бабкин поднимает запотевшуюдоску, с которой сразу начали стекать прозрачно-желтые капли. Затем взялложечку, бесцельно побултыхал ею в чашке, не выловив ни одного листка, ипроговорил:

– Земмифобия, значит...

– Что такое земмифобия?

– Это, мой необразованный друг, как раз и есть паническаябоязнь крыс. Кстати, ты не сказал, куда они делись.

– Крысы? Этого никто не знает. Искать их, как ты понимаешь,не стали – думаю, они спокойно разбежались по своим крысиным делам.

– А Швейцман не сказал, какие это были крысы? –неожиданно спросил Илюшин.

– В каком смысле – «какие»?

– Я имею в виду, домашние или дикие, пасюки?

– Не знаю... – растерялся Сергей. – Это имеетзначение? А, постой! Кажется, Семен Давыдович упомянул, что крысы были белые...

– Значит, домашние, – констатировал Илюшин, продолжаяразмешивать мятные листики. – Любопытно, любопытно...

– Что любопытного в том, что они домашние? И зачем тымешаешь чай, если он без сахара?

– А я создаю центробежную силу, которая размажет мяту постенкам. Тысячу раз говорил: заваривать чай нужно в чайнике, а не в чашке!