Однажды Аррия, убеждая своего мужа покончить с собой,сначала обратилась к нему с разными увещаниями, затем выхватила кинжал, которыйносил при себе ее муж, и, держа его обнаженным в руке, в заключение своихуговоров промолвила: «Сделай, Пет, вот так». В тот же миг она нанесла себесмертельный удар в живот и, выдернув кинжал из раны, подала его мужу, закончивсвою жизнь следующими благороднейшими и бессмертными словами: Paete, non dolet.Она успела произнести только эти три коротких, но бесценных слова: «Пет, небольно!»

Мишель Монтень. «О трех истинно хороших женщинах»

Спеша поскорее добраться до контрабаса, Таня сделала вещь, вкоторой постыдилась признаться бы даже Ваньке, – заблудилась в Тибидохсе.Конечно, можно было оправдать себя тем, что в темноте она свернула не на тулестницу. Однако истинная причина была в ином.

В этот тревожный ночной час, когда только редкие факелыпотрескивали в кольцах стен и плоские, давно лишившиеся сущности призракипроносились над полом едва различимым белесым туманом, трудно было реальновоспринимать происходящее. Таня ощущала себя в полусне, когда принимаешьрешения и сам удивляешься спонтанности совершаемых поступков. Все вродевременное, но временное любит становиться постоянным. Все же постоянное насамом деле иллюзия. Леденец на палочке, который утешительница-судьбазаталкивает в рот рыдающему младенцу, предварительно натянув одноразовые перчатки,чтобы не испачкаться его слюнями.

В такие ночи человека ведут эмоции, но не разум. Разумотдыхает, ехидничает, и на всякий случай собирает на эмоции компромат, чтобыпредъявить его потом, днем, и попилить себя задним числом. Старый пакостныйстарикашка-разум любит выступить в роли наблюдателя, а после поугрызаться. Танябежала по лестнице, удивлялась тому, что та все никак не закончится, и думала оБейбарсове.

«Бейбарсов должен оставить меня в покое! Меня и Ваньку! Онобманул меня у Серого Камня! Таких вещей не прощают! Я с ним объяснюсь!» – этобыла главная, правильная, парадная мысль, с которой Таня неслась вперед, каквоин несется с тараном разбивать ворота крепости.

За этой парадной мыслью скрывалась куча других, непарадных,тех смутных искренних мыслей, в которых человек редко когда себе сознается,особенно если ему всего восемнадцать-девятнадцать лет и жизнь, если и била егоголовой о дверь, все же великодушно подкладывала в месте удара кусок поролона.

Наконец лестница закончилась. Таня оказалась на темнойплощадке и вдруг ни с того ни с сего решила, что это Жилой Этаж, а она в общейгостиной недалеко от своей комнаты. Впереди, отмечая поворот, чадил тусклыйфакел. Магия вечного огня была наложена на факел, когда тот уже догорал. Врезультате агония факела длилась вечно, и так же бесконечно огонь потрескивал,искрил и испускал чадящий дым. С удивлением покосившись на факел, Таня толкнуладверь и шагнула в комнату.

Щурясь от внезапно хлынувшего потока света, она попыталасьнашарить взглядом футляр контрабаса. Однако вместо контрабаса обнаружилисьчьи-то ноги в темных ботинках. Затем еще одни ноги в светлых туфлях из оченьхорошей кожи, с небольшим каблуком. Скользнув изумленным взглядом вдоль этих«туфельных» ног, Таня увидела античные плечи и медно-рыжую голову МедузииГоргоновой.

– Ой! А что вы делаете в моей… – начала Таня.

Доцент Горгонова подняла брови. Только она одна умела делатьэто с убийственной вежливостью, причем убийственной иногда буквально.

– Я слушаю тебя, Гроттер! Признаться, смысл твоей последнейреплики от меня ускользнул.

Пока она говорила, в глаза Тани успели прыгнуть круглыймагический светильник и стол, заваленный бумагами. Даже коварное окно и топерепрыгнуло на другую стену.

– Простите! Я думала: это моя комната! – испуганносказала Таня и попыталась выскочить за дверь.

Медузия моргнула, и дверь не открылась.

– Не так быстро, Гроттер! – сказала доцентГоргонова. – Если человек пришел в гости без приглашения – он нахал. Ноесли он пришел случайно – значит, его привела судьба… Ты знакома с АндреемРахло?

Таня обнаружила, что перед Медузией стоит упитанныйтретьекурсник с испуганными бараньими глазами. Не зная, куда деть руки, он топринимался откручивать пуговицы, то грыз ногти.

– Привет! – сказала Таня. Несколько раз онасталкивалась с этим парнем то за обедом, то в коридорах, однако знала егоплохо.

– Прекрасный юноша! Потомок Дантеса по материнскойлинии. По отцовской – в родстве с Емельяном Пугачевым, – сказала Медузияи, подумав, насмешливо добавила: – И, как это обычно бывает, природа решилаотдохнуть на потомке по всем линиям сразу.

Андрей Рахло покраснел и уставился в пол. Паркет, на которыйон смотрел, странным образом позеленел.

– А почему он попал в Тибидохс? Какой у него врожденныйдар? – спросила Таня, запоздало соображая, что говорить в третьем лице оприсутствующем человеке – дурной тон.

– Андрэ, покажи ей! – с улыбкой сказала Медузия.

Рахло послушно наклонился, дохнул на полировку стола Медузиии выпрямился. Прошло несколько секунд, и мертвое дерево выпустило росток.Набухшие почки выстрелили молодой листвой.

– Ага! Так, значит, мой стол все же буковый. АСарданапал спорил, что это смоковница, – задумчиво произнесла Меди.

– Прекрасный дар! – сказала Таня.

Доцент Горгонова кивнула.

– Да. Его можно запустить на свалку, и он за два часапревратит ее в цветущий сад. Ты заметила, что у меня на полу проросла трава? Аведь он просто смотрел.

– Я нечаянно… – прогудел в нос несчастныйтретьекурсник.

– Не оправдывайся, дорогой мой! Я ничего не имею противтравы. Однако одной искры магии, увы, мало, чтобы озарить пыльный чердак твоегоразума. Сколько дополнительных занятий – и нулевой результат. Итак, Андрэ,продолжим! Когда нас прервали, ты говорил, что убитого верфольфа следует немедленнозакопать в землю?

– Э-э… да… То есть нет… Может, иногда… –сомневался двоечник, по выражению лица Медузии пытаясь вычислить правильныйответ.

Бесполезный труд. Лицо Медузии сохраняло непроницаемое инасмешливое выражение.

– Значит, будем закапывать? А где – за оградой кладбищаили на самом кладбище?.. – вкрадчиво спросила она.