– А то. Честным людям даже деньги без расписки дают.Отсюда и поговорка: хочешь потерять друга, дай ему денег в долг, –хмыкнула Гробыня.

– Не усматриваю логики, – сухо сказал Ванька.

– А ты не усматривай! Ты колечко давай! –поторопила Гробыня. – И еще одно: Танька, когда я окажусь там, внутри, иты почувствуешь, что момент настал, задавай мне вопросы. Если, конечно, хочешьчто-то узнать. Если преподы поставили блокировку памяти (а от этих ехидцеввсего можно ожидать), я вынырну из сознания Поклепа пустая, как кошелекстудентки.

Получив от Тани, Ваньки и Ягуна перстни, Склепова быстронадрезала куриные сердца и поместила перстни внутрь. Указательным пальцем,вымоченным в куриной крови, провела между куриными сердцами дорожки. В центртреугольника посадила заранее вылепленную фигурку Поклепа. В исполнении ГробыниПоклеп больше походил на индийского божка. Короткие ручки, пухлые ножки, животбочонком. Лицо, правда, получилось похожим.

– Значит, так, – решительно сказалаГробыня. – Думаю, все пойдет нормально. Но все же некоторый риск есть.Если я застряну в сознании Поклепа, не надо меня хватать, трясти, тереть уши.Гробынюшка этого не любит. Просто тихо-мирно стираете кровь и забираетеперстни. В идеале, магия исчезнет, и я вернусь обратно.

– А не в идеале?

– Не в идеале вам придется написать на моем могильномпамятнике: «От любопытства тоже умирают»… – сказала Гробыня.

Опасаясь, что кровь высохнет, она нависла над столом,наклонилась и коснулась фигурки лбом.

– Муагрио эйнал фэнцис пуормариоко! – процедилаГробыня сквозь зубы, как человек, который знает, что сейчас ему будет больно.

Едва она договорила, как все три перстня внутри куриныхсердец выбросили по искре. Куриные сердца взорвались, забрызгав Гробыню иглиняную фигурку Поклепа каплями крови.

Гуня невольно сделал к Гробыне шаг. Ягун удержал его залокоть.

– Не суйся! Раньше надо было! Сейчас она уже нездесь! – сказал он.

Гробыня неожиданно выпрямилась. Обежала вокруг стола.Движения ее стали суетливыми, беспокойными, шаги короткими, косолапыми. Плечиссутулились, живот, напротив, выпятился. Головой она двигала быстро и нервно,как птица, которая чистит перья.

– Поклеп! – воскликнула Таня невольно.

Да, сомнений не осталось. Перед ними стоял Поклеп, с которымГробыня слилась в единое целое. Склепова резко повернулась к Тане. Ее глазавгрызлись в Таню, однако в них было недоумение. Поклеп явно ничего не видел.Ванька осторожно зажал Тане рот ладонью и утянул ее в сторону.

– Никаких резких звуков! Никаких криков! Толькоспокойный мерный голос, – шепнул он.

Наконец Гробыня перестала вглядываться в пустоту и вновьнервно забегала по комнате. Остановилась, повернула голову к стене. Таняпочувствовала, что там, в подвале, завуч смотрит на круг, внутри которогозаточен неведомый пленник.

– Что ты видишь? – быстро шепнула Таня.

– Ничего, – сухим, отрешенным голосом откликнуласьСклепова.

Таня понимала, что с ней говорит не Гробыня. Она беседует сподсознанием Поклепа. Осторожно и быстро плывет под водой без возможностивынырнуть. Если вынырнет – ее накроет волной чужого сознания. Завуч забьеттревогу, и что случится со Склеповой, неизвестно.

– Ты не можешь ничего не видеть. Опиши подробно! –настойчиво повторила Таня.

Бесконечно чужим, мужским жестом Гробыня провела рукой полицу.

– Я вижу круг. Внутри непроницаемый сгустокмрака, – хрипло сказала она.

– Что ты слышишь?

– Я слышу голос, который произносит имена. Он незамолкает ни на секунду уже много дней.

Глиняная фигурка внутри треугольника шевельнулась. По нейпрошла трещина. Кровь на фигурке высыхала. Времени у них оставалось не так имного.

– Какие имена ты слышишь? Повтори их! –заторопилась Таня.

Гробыня провела языком по сухим губам. Таня ощутила, чтоПоклеп в смятении. Подсознание ничему не удивляется, однако этот случай особый.Тут явно существовало табу.

– Алатрея, Филинборук, Генарис, Малнус, Пектугарис,Мемфицидер, Урфанагалцер, Гигимакскиус… – забормотал он.

Гробыня покачнулась и ухватилась за стену. Она была даже небледная, а синяя, как мертвая эпилированная курица.

– Гамызиус, Мерут, Ципер, Шишилигнус, Эйлеаяшмо,Меооаптиум, Леамо!

Из носа у Склеповой хлынула кровь. Ножка стола отбиваладробь на плитах пола. Перстень Феофила Гроттера начал беспорядочно выбрасыватьискры. Глиняная фигурка рассыпалась на глазах.

– Элеара, Пуприс, Мурдыкусул, Верояй, Мешисто, Гумрис…

Струйка крови из носа Склеповой обогнула рот и стекала поподбородку. Внизу она замирала и каплями срывалась вниз. Стеклянные банки наполках глухо взрывались.

– Я понял! Это истинные имена духов хаоса… Заставьте еезамолчать! – закричал Ванька.

Метнувшись к столу, Ягун рукавом торопливо стер с негокуриную кровь. Никакой тряпки под рукой, разумеется, не оказалось. Стеревкровь, он поспешно схватил перстень, надеясь, что с его исчезновением магияиссякнет. Он ошибся. Силы, более могущественные, чем магия перстней, овладелиСклеповой.

– Рогустус, Далеа, Вомкати, Паурцибу, Хмолис… –бормотала она.

Таня положила руку Гробыне на плечо.

– Гробыня, молчи! Достаточно!

Склепова ухмыльнулась. Стряхнула ее руку. Слизнула с губкровь. Ее взгляд по-прежнему был обращен в никуда.

– Медуснус, Гуалирас, Фушеэйно…

– Сама она не замолчит! Она не сможет! – Ванька рванулсяк Гробыне и попытался зажать ей рот. Напрасная попытка. Склепова боднула егоголовой в лицо и оттолкнула с неженской силой. В следующую секунду Ванькусгребла лапища Гуни. Медвежьи глазки потомственного сержанта смотрели цепко ихмуро. Кулак-кувалда стал медленно подниматься.

– Не трогай мою девушку! ТЫ!

– Гуня! Ты идиот! Заставь свою девушку замолчать, иличерез минуту она будет мертва! – крикнул Ванька.

Гуня застыл. Повернулся. Посмотрел на Гробыню. Потом наВаньку. Затем снова на Гробыню. Медленно почесал лоб. Ванька схватил его заворот, дернул, обрывая пуговицы.

– Гломов! Не тормози! Заставь ее замолчать! Онапроизносит имена духов хаоса!.. Знаешь, что такое хаос? – крикнул Ванька.