– Ну, Тарарах и дает! В драке он настоящий гладиатор!Видела бы ты, какую взбучку мы задали этим уродам! Их было восемь, не считаятех, что так и не рискнули сунуться!.. – крикнул Ванька, спрыгивая спылесоса прямо на стол.

– Я догадывалась, куда вы полетели. Надо было хотьПоклепа с собой взять, – сказала Таня, озабоченно разглядывая Ванькинолицо.

– Мы и сами справились. Входим в конюшню, а тамконцлагерь. Пегасы загнанные, на крыльях болячки, на шеях следы укусов. А тутподваливает хозяин и начинает требовать денег, что мы задержали Пегаса! Жирныйтакой упырь. Ротик в сале прорезан, глазки блестят… Тарарах, не тратя слов,сразу вложился справа, а я еще две искры добавил, уже от себя. Тут на наснакинулись конюхи и пошло-поехало. В общем, когда мы оттуда уезжали, у них вконюшне не было ни одного животного. Мы всех выпустили.

– Правильно сделали. Тарарах-то не сильно пострадал?

– Меньше, чем я. Так, пара ссадин. Он сразу схватиллопату, так что они близко не совались. А меня-таки один упырь укусил! На тотмомент у него были еще зубы! – похвастался Ванька, показывая Тане глубокуюрану в районе запястья.

– Ты что, спятил? Ты же теперь сам упыремстанешь! – испугалась Таня.

– Не-а, не факт, – успокоил ее Ванька. – Яуже залетал к Ягге. Она обложила рану землей из Трансильвании. Сказала, черезнекоторое время меня может потянуть на кровь и на сырое мясо, но это ненадолго.День, два, а потом все отпустит, если я смогу держать себя в руках… Ускоренное течениеболезни с последующим выздоровлением. А там все зависит от того, насколькоглубоко проникла слюна этого урода.

– Звучит оптимистично. Ягге всегда умелаутешить, – сказала Таня задумчиво.

Ванька спрыгнул со стола.

– Ерунда! Ягге всегда любила запугать. Лекари, онисамые хитрые существа на свете. Если у тебя пустяковая рана – они стращаютзаражением крови, гангреной и всякой гадостью. При этом делают круглые глаза, асами втайне над тобой ржут. Если же ты заболел всерьез – тебе говорят, что всепустяки и главное больше оптимизма.

Валялкин был такой веселый, взбудораженный, радостный, такойвесь «ванькинский», что Тане захотелось поймать его вихрастую голову и прижатьее к себе.

– Я тебя люблю, – сказала она.

Ванька серьезно посмотрел на нее. Глаза его сияли.

– Три, – удовлетворенно произнес он.

– Что три?

– За те две тысячи дней, что мы знакомы, ты говоришьэто в третий раз. Если это говорить чаще, слова обесценятся. «Я тебя люблю!»станет вежливой банальщиной, такой же, как «привет!» или «как ваши дела?».

– Ты зануда, – сказала Таня нежно.

Она давно изучила своего Валялкина. При внешней мягкости онбыл куда тверже громогласного и шумного Ягуна, который чуть что принималсяжестикулировать и топать ногами, как итальянец, которому на Воробьевых горахпродали буденновку без пуговицы. Ягуна еще можно было переупрямить, Ваньку –никогда. Внутренняя работа происходила у Ваньки неспешно, но неуклонно.

Большое войско движется медленно. Пылит по дорогам пехота.Увязая в грязи, едва ползут тяжелые пушки. Тащатся обозы, запряженные волами. Всамой этой неторопливости есть что-то грозное, определенное. Ясно, что армия неповернет назад. Так и мысль Ваньки двигалась медленно, но неостановимо. Всепринятые им решения были глобальны и окончательны. С пути он не сворачивал. Решилполететь в тайгу – полетел. Решил не оставаться в аспирантуре, наплевав на всерекомендации и даже обиду Тарараха, – не остался.

* * *

Неожиданно дверь распахнулась. В комнату ворвалсявзбудораженный, цвета свеклы Ягун и ничком бросился на пол. Над его головойпросвистел и разбился о стену кирпич.

– Ягун, что за дебильные игры? У тебя, по-моему,началось обратное развитие!

– Ага. Типа началось, – сказал Ягун, вставая иделовито отряхивая колени.

– ЯГУН!

– Так вот, оказывается, как меня зовут! Приятно познакомиться!Я – гунн! Я – скиф! Я дикарь!

– Ты мне всю комнату разнес, скиф!

– А если я признаюсь, что заговоренным кирпичом в менязапустила Лоткова? Отличница, умница, гордость Тибидохса! Ужас, да? Полкуистеричек прибыло! Наследницы Зализиной атакуют Тибидохс!

Таня не поверила.

– Катька? Она же само терпение! Как ты ее довел?

– Ничего себе «довел»! – возмутился внукЯгге. – Кто еще кого довел? Она заявила, что я несерьезный псих, неготовый к взрослым ответственным отношениям!.. А когда я подтвердил, что онаугадала, она спокойно заговорила кирпич и запустила им в меня! Лучший способдоказать человеку, что он псих, – конечно, запустить в него кирпичом!Причем моим же! Я прижимал им кое-какие детальки, когда надо было их склеить.

– «Взрослые ответственные отношения». Хорошо сказано.Главное, точно, – задумчиво повторила Таня.

– И ты туда же? – вознегодовал Ягун. –Интересно, что Лоткова вообще вкладывает в эти «взрослые ответственныеотношения»? Небось для нее это кастрюли, съемная однушка в лопухоидном мире ималенький маг, подвывающий на горшке.

– А что это для тебя? – спросил Ванька. Все этовремя он спокойно стоял рядом.

Ягун задумался.

– Ну, не знаю… Драконбол там… Куча друзей… На мозгиникто не капает, – сказал он не особо уверенно.

Ванька слушал Ягуна неодобрительно, однако со своей оценкойне лез.

– А я Лоткову понимаю. Мне бы тоже это не понравилось.Ты чересчур легкомысленный, Ягун. «Порхающие» молодые люди всех уже достали.Инфантилы хороши только для детского садика, – заметила Таня.

Ягун поморщился. Таня задела его за живое.

– И ты туда же! На самом деле я совсем не против.Ответственность – штука хорошая. Я всеми ушами «за»! Но я не люблю, когда людитащатся по жизни, пыхтя и стеная, какие они ответственные и перегруженные. Несисвой крест с улыбкой, помогая другим нести их кресты, – вот это вызываетуважение. И плевать, что ноги у тебя стерты в кровь, а плечи устали. А все этигромкие слова – пустой звук. Я могу их бочками произносить, если захочу.

В дверь просунулась голова Гуни.

– Вас Гробыня зовет! Велено доставить живыми илимертвыми.

– Куда доставить?

– Не приказано говорить.

– Что за тупые секреты? Ты у нее что, посыльнымработаешь? – с досадой спросил Ванька.