взять что-нибудь в стилизованной под хижину закусочной в Хэлдоне – и встречаюсь с разочарованием. Впрочем, это пройдет, как только они окажутся в машине.

Через десять минут все мы пристегнуты. За рулем по моей просьбе сидит Марк: терпеть не могу, когда велосипеды и на крыше, и на заднем кронштейне, – я никогда не могу точно оценить габариты по длине и высоте и боюсь где-нибудь зацепить живую изгородь. С тех пор как Марк впервые встретил меня после того, как я поступила примерно таким же образом, на протяжении многих лет мое водительское мастерство не раз становилось поводом для шуток.

– Надо еще заправиться, – говорит Марк, заруливая на бензоколонку «Тексако». – Мама опять оставила пустой бак!

Он укоризненно улыбается. Я наклоняюсь, чтобы глянуть на указатель уровня топлива. Клянусь, у меня оставалось как минимум четверть бака! Хотя не то чтобы я ездила слишком уж далеко, так что на прошлой неделе заправилась всего на двадцать фунтов.

– Странно, – говорю я. – Ты не брал мою машину?

– Э-э… Как бы это у меня вышло? Ты же каждый день катаешься на ней в клинику.

– Ах да. – Хмурюсь и выхожу из машины. – Дети, взять вам чего-нибудь попить? – Заглядываю в окошко. Они мотают головами, поэтому я бросаю взгляд на номер колонки и захожу в помещение станции, готовая расплатиться, как только Марк зальет бак.

– Доброе утро, Дженнифер, – говорит Кам, когда я подхожу к стойке с кассовым аппаратом. Я безуспешно пыталась заставить его называть меня Джен или Дженни, но теперь он, по крайней мере, отучился официально именовать меня «миссис Джонсон» всякий раз, когда я тут появляюсь.

– Приветики. Как делишки? – Переминаюсь возле кассы, поглядывая в окно на Марка и дожидаясь, когда тот засунет заправочный пистолет обратно в колонку.

– Ох… Да серединка на половинку, – отвечает Кам. Глаза его печальны, и я не хочу нажимать на него насчет причин. Знаю, что они с женой уже несколько лет едва сводят концы с концами с этой деревенской бензоколонкой: цены на топливо, конкурирующие заправки при супермаркетах – все это оказывает на них большое давление. – Мама Ниры болеет, и Нира проводит все больше и больше времени у нее, чтобы как-то помочь. Думаю, ей придется переехать к нам. Знаете, далеко не идеальный вариант жить над бензоколонкой – только не для пожилой дамы с проблемами мобильности.

– О, Кам, так жаль это слышать… Наверное, соцслужбы могут как-то помочь – предоставить ей пакет услуг по уходу?

– Все это требует слишком много времени. Такая бумажная волокита… – Он качает головой.

Слышу звоночек, означающий, что Марк закончил заправлять машину.

– Ну, и во сколько мне обошелся мой муж? – Смеюсь, но смех застревает у меня в горле, когда я вижу сквозь стекло, как к Марку подходит какая-то женщина. Кам перехватывает направление моего взгляда, и его глаза расширяются.

– Эта женщина расспрашивает всех моих клиентов, – говорит он с глубоким вздохом.

– Почему?

– Репортерша, я думаю. Пытается получить какую-то информацию об Оливии.

Кровь стынет у меня в жилах.

– Да ну? Разве вы не можете просто послать ее подальше?

Кам пожимает плечами.

– По крайней мере, она сама по себе, не то что в остальных деревенских лавках – там они буквально кишат.

– Но разве не жуть? Что жизнь Оливии вдруг стала достоянием общественности?

– Действительно. Но я думаю, что, по крайней мере, в результате они раскопают какую-то полезную информацию, которая позволит им найти ее. И того нелюдя, который ее похитил.

– Полиция не сообщала что-нибудь новое? Как думаете, у них появились какие-то зацепки?

– Ну, сегодня утром заезжала ваша медсестра, Ниша. И она сказала, что видела полицейских у дома миссис Брюер. Двоих. – Голос Кама обретает иную тональность, едва ли не приподнято-возбужденную, и мне становится ясно, что он столь же не чужд сплетням, как и любой другой человек.

– Дома Кэролайн Брюер?

– Да, у того, что с камерой на фасаде. И, судя по всему, это не были обычные разговоры на пороге, которые полиция вела до сих пор, – они все-таки зашли внутрь.

Позволяю этим сведениям осесть в голове. Ситуация обостряется. До сих пор сотрудники полиции проводили обходы в буквальном смысле «от двери к двери», как это у них называется, – стояли на пороге, задавали свои краткие вопросы и двигались дальше. Если они вошли, то на это должна иметься какая-то веская причина. Судя по всему, они хотели получить доступ к записям с ее камеры наблюдения.

– С тобой все в порядке, Джен? – Голос Марка вырывает меня из всех этих мыслей.

– Ах да, извини. Просто заболталась с Камом. Я уже расплатилась.

– Тогда поехали, – говорит он. – Кстати, захвачу-ка еще пару бутылок воды.

Прощаюсь с Камом и ухожу, стараясь не встречаться взглядом с репортершей, которая явно наблюдает за мной. Пусть лучше она держится от меня подальше! Рысцой добегаю до машины, запрыгиваю в нее, быстро захлопнув дверцу, и поворачиваюсь к детям. Если у этой женщины есть фотоаппарат, не хочу, чтобы она запечатлела мое лицо. Вряд ли у нее есть причины нас фотографировать, но лучше перестраховаться, чем потом сожалеть.

Марк возвращается в машину и протягивает мне бутылки. Наклоняюсь, чтобы поставить их на коврик под ногами, и опять-таки для того, чтобы оставаться вне поля зрения репортерши. Жду, пока Марк не выедет с площадки перед станцией, а потом выпрямляюсь и спрашиваю его, чего хотела эта тетка.

– О, да все как обычно, ты же знаешь.

– Вообще-то нет, Марк. Не знаю. Непохоже, чтобы такое было здесь в порядке вещей, согласен?

– Она спросила, знаю ли я Оливию…

– А ты что сказал?

Он бросает на меня испепеляющий взгляд.

– Если ты дашь мне закончить…

– Извини. Продолжай.

– Я сказал, что знаю про нее, и что мы с ней как-то раз по какому-то поводу общались.

– Зачем ты ей это сказал? Совсем дурак? – шиплю я.

– Да успокойся ты, Дженни… – Марк искоса бросает взгляд в зеркало заднего вида, проверяя, не уловили ли дети возникшее напряжение. Он терпеть не может препираться со мной при них. Я тоже.

– Тебе не следовало произносить ни единого слова, – резко говорю я, прежде чем переключиться обратно в «режим мамы» и поставить песенки из «Каникул семейки Джонсонов»[13], которым мы всегда подпеваем при совместных автомобильных поездках для поднятия настроения.

Внутренне же я буквально визжу от ярости.

Предоставление этим гиенам пера даже мельчайшей информации равносильно предоставлению им эксклюзива. А Марк добровольно выложил достаточно, чтобы они продолжили копать. Если ему и следовало открывать рот, то лишь с той целью, чтобы категорически отрицать какое-либо знакомство с Оливией. А при том, как я