Франческа покачала головой;

— На твоем месте я бы на это не рассчитывала, Чарли…Этого не будет. Только не со мной.

Чарли понял, что она действительно решила это твердо ипереубедить ее вряд ли кому удастся.

— Тогда давай заключим что-то вроде договора, —предложил он, желая снова вернуть разговор в русло легкой, шутливойбеседы. — Скажем, мы условимся, что ни один из нас не должен большежениться и выставлять себя наивным глупцом перед всем белым светом. Но есликто-то из нас двоих все же вступит в брак, то и другой обязан будет поступитьтак же. Ну как, согласна?

— Мне это что-то напоминает, — отозваласьФранческа, задумчиво глядя на него.

— Я знаю. Подвиг камикадзе.

— Скорее — групповое самоубийство.

Она знала, что Чарли шутит, что он старается ради нее, и… неимела ничего против. Впервые за много месяцев Франческа смеялась над своейбедой и — как ни странно — чувствовала себя намного лучше. Во всяком случае, надуше у нее не было прежней, уже привычной тяжести. Что касалось Чарли, то онане думала, что сделала для него так же много, как он для нее, но, когда онасказала ему об этом, Чарли с горячностью ей возразил.

— Мне нужно было с кем-то поговорить, и я рад, что смогпоговорить именно с тобой, — сказал он и добавил смущенно:

— Спасибо тебе, Франческа.

Она смущенно пожала плечами и посмотрела на часы. Пора былопрощаться — ей еще надо было забрать дочь.

— Мне очень жаль, что приходится уходить, —сказала она. — С вами… с тобой все будет в порядке?

Чарли с энтузиазмом кивнул головой. Сейчас он видел в ней туФранческу, какой она, наверное, была когда-то, — добрую, открытую, нежную.

— Конечно, — храбро солгал он. На самом деле онзнал, что ему еще предстоят горькие часы одиночества, собирался сразу жевернуться в шале и попытаться примириться с тем, что Кэрол и Саймон станутмужем и женой. Он знал, что это будет нелегко, но прежнего ужаса он уже неиспытывал.

— Минутку, Франческа, — спохватился он, — какнасчет того, чтобы поужинать завтра вместе?

Ты, я и Моник? Я наконец-то привезу книги, — поспешнодобавил он. Чарли вдруг испугался, что Франческа откажется, если решит, что онприглашает ее на свидание.

Франческа задумалась, и на мгновение Чарли показалось, чтоона и вправду скажет ему. Наверное она каким-то шестым чувством поняла, чтоэтот человек не причинит ей боли. Похоже, Чарли отлично понял, что она хотелаему сказать, и не собирался навязываться ей ни в мужья, ни в любовники.Франческа могла быть ему только другом, и если он готов был с этим смириться,то она ничего не имела против совместного ужина.

— Договорились, — сказала она наконец оченьрешительно, и Чарли широко и с облегчением улыбнулся.

— Мы отлично проведем время, — уверил онее. — Ужин в самом дорогом ресторане Дирфилда… Я надену свой черныйгалстук. А может быть, лучше смокинг? Правда, у меня нет смокинга…

Он снова заставил ее рассмеяться, и Франческа уже без страхасела в его машину, до которой они незаметно дошли за разговором. Ее машинастояла дальше по улице, и Чарли подвез ее до этого места.

— Я заеду за вами в шесть! — сказал он, чувствуясебя совсем как раньше, когда он еще был нормальным Чарли, не чокнутым инесчастным, а вполне живым — сильным и уверенным в себе мужчиной.

— Мы будем готовы, — пообещала Франческа,прощаясь, и Чарли посмотрел на нее с легкой печалью.

— Франческа… спасибо! — проговорил он, и голос егочуть заметно дрогнул.

Потом он отъехал, а Франческа еще долго с удивлениемсмотрела ему вслед. А Чарли ехал и думал о том, что узнал о Франческе. Страшноподумать, что ей пришлось вынести. Унижения, горечь, боль, предательство… Поройлюди поступали со своими близкими так жестоко, что этому невозможно было найтиникакого рационального объяснения. Даже Кэрол обошлась с ним вовсе не так ужплохо — она просто разбила ему сердце. А это почему-то начинало казаться Чарлине самым ужасным прегрешением.

Так Чарли доехал до своего дома и, уже отпирая дверьстаринным ключом, подумал о Cape — о тех чудовищных унижениях, которым подвергее Эдвард, и б счастье, которое она обрела с Франсуа.

Как она смогла так решительно покончить со старой жизнью иначать новую? Как она сумела преодолеть свою боль и недоверие? Откуда взялось унее столько сил, чтобы снова любить?

И все же даже после разговора с Франческой он не мог недумать о Кэрол. Чарли думал о ней, даже когда погасил свет и лег, хотя впоследние дни все его мысли были заняты только историей Сары и Франсуа.Размышляя над загадками своей собственной жизни, он решил пока не брать в рукидневников Сары. Возможно, в них действительно было все, что ему нужно, но он нехотел пользоваться готовыми рецептами, пусть они даже исходили от такойзамечательной женщины, как Сара Фергюссон. Чарли чувствовал, что ему поравернуться в реальный мир, чтобы самому заняться своей судьбой.

Ровно в шесть, как и обещал, Чарли заехал за Франческой иМоник, чтобы поехать в Дирфилд, в ресторан «Ди Майо». И Франческа, и Чарлипоначалу чувствовали себя несколько неловко, зато Моник, нисколько не стесняясь,весело проболтала всю дорогу. Она рассказывала Чарли о своих школьных делах, одрузьях и подругах, которых у нее было великое множество, о собаке, которую ейхотелось иметь, и о хомячке, которого мама обещала подарить ей весной.Несколько раз она спросила, когда они поедут кататься на лыжах, — онаготова была отправиться в Клэрмонт хоть завтра, — а когда Чарлипоинтересовался ее школьными успехами, посетовала, что в школе им почти не даютзаданий на дом.

— Во Франции, — авторитетно заключила Моник, —система образования лучше. Там мне задавали гораздо больше уроков.

Чарли бросил быстрый взгляд на Франческу.

Ему хотелось знать, как она отреагирует на это упоминание обих прежней жизни, но Франческа отвернулась к окну.

— Может быть, тебе стоит начать учить немецкий иликитайский язык? — поддразнил девочку Чарли. — Хотя бы просто длятого, чтобы у тебя оставалось поменьше свободного времени, а?

Моник скорчила ему рожу. Ей хватало проблем с английским ифранцузским; она говорила на них довольно бегло, но письмо никак ей недавалось.

Стоило ей склониться над чистым листом бумаги, каканглийские и французские слова начинали путаться у нее в голове.

— Можно выучить итальянский! — неожиданно просиялаона. — Моя мама говорит по-итальянски, потому что мой дедушка был изВенеции… это такой город в Италии. Ну ты, конечно, знаешь.

Чарли кивнул. Он знал, что Венеция — итальянский город ичто, если верить Франческе, венецианский дедушка был таким же негодяем, как иее французский муж. Определенно вечер начинался как-то не так. О чем бы он низаговорил, все так или иначе касалось прошлого Франчески, и вряд ли это было ейприятно. Правда, она пока не произнесла ни слова, если не считать обменаприветствиями.