Он действительно когда-то писал маслом в манере,напоминающей работы Эндрю Уайета[5]. Особенно хорошо Чарлиудавались пейзажи, и он уже решил сделать несколько набросков в окрестностяхШелбурн-Фоллс.

— Да у тебя, оказывается, множество скрытыхталантов! — удивленно протянула Франческа, сверкнув своими зелеными глазами,и Чарли улыбнулся ей. Ему нравилось, когда она шутила и слегка поддразнивалаего: казалось, в эти моменты она почти забывает о горьких обстоятельствах своейжизни.

К этому времени Моник расправилась со своими спагетти ивступила в беседу со всей своей напористой энергией. Ей нравилось слушать, какразговаривают мама и Чарли, но она молчала вовсе не потому, что ей нечего былосказать. Просто некоторое время роту нее был занят, но теперь…

И она принялась с воодушевлением рассказывать Чарли о своейжизни в Париже, об их большой квартире в старинном доме, которая ей такнравилась, о том, как каждый день она возвращалась из школы домой черезБулонский лес, о прогулках и путешествиях, в которые она ездила с классом или сродителями, о вылазках в горы, которые они совершали почти каждую неделю,потому что ее отец «ну просто обожал» лыжи. Слушая ее, Франческа сновазагрустила, и на лице ее появилось какое-то ностальгическое выражение, увидевкоторое, Чарли забеспокоился. Он вовсе не хотел, чтобы Франческа снова замкнуласьв себе, отгородившись от него холодной стеной отчуждения. Нужно было срочночто-то делать, и Чарли с воодушевлением спросил:

— Как насчет того, чтобы покататься в воскресенье налыжах? Можно снова съездить в Клэрмонт — ведь это совсем недалеко. Утром уедем,а вечером вернемся. Ну, как?

От Глэдис он знал, что именно так делают многие местныежители, и ему казалось, что это предложение не встретит возражения Франчески.Кроме того, у него была сильная союзница.

— Поехали, мамочка, ну пож-ж-жалуйста! — сэнтузиазмом воскликнула Моник, немедленно загораясь этой идеей, и Франческебыло очень трудно устоять.

— Но ты, наверное, занят, — сказала она. — Даи мне тоже надо кое-что сделать. Мне кажется, это не…

— Поехали, решено, — мягко и убедительно сказал Чарли. —Это будет полезно всем нам.

Предложение Чарли было не случайным. Он прекрасно понимал,что и ему, и Франческе очень не хватало простой, человеческой, ничем неомраченной радости, и он надеялся, что день, проведенный на природе, поможет имразвеяться.

— Думаю, ты вполне можешь позволить себе отдохнутьденек от своих дел, — с нажимом сказал он. — А уж я и подавно.

Ему действительно совершенно нечего было делать — разве чточитать дневник Сары.

— Договорились, да?

Чарли смотрел на нее с такой надеждой, а голос его звучалтак убедительно, что Франческа сдалась сразу, хотя и знала, что, принявприглашение, будет чувствовать себя обязанной. Этого она хотела избежать любойценой, боясь, что потом Чарли попросит ее о чем-то, что она не сможет ему дать.

— Хорошо. Но только на один день, — согласиласьона.

— Ура! — завопила Моник и захлопала в ладоши. Еенастроение повысилось сразу на несколько пунктов, и она принялась описыватьЧарли и Франческе «змейки», развороты и виражи, которые она собираласьпроделать. Когда она с самым серьезным видом стала разбирать достоинства инедостатки клэрмонтской трассы, сравнивая ее с такими горнолыжными мекками, какКорчевелло и Кортина-д'Ампеццо, Франческа и Чарли не выдержали и рассмеялись.Оба знали, что в смысле качества трасс Клэрмонт был, по сути дела,третьеразрядным провинциальным местом, однако это не могло испортить имудовольствия от катания. Во всяком случае, на обратном пути в Шелбурн-Фоллс ониговорили только о предстоящем выходном.

Чарли довез их до самого дома Франчески. Это было аккуратноедеревянное строение с небольшим палисадничком; забор и стены были выкрашеныбелой краской, а ставни и крыша — зеленой. Ведущая к крыльцу дорожка быларасчищена от снега до самого асфальта, а в сугробе справа от двери торчалярко-алый бумажный цветок — творение рук Моник.

Выбравшись из машины, Франческа поблагодарила Чарли за ужин.

— Все было чудесно. Мне очень понравилось, —сказала она искренне.

— И мне тоже! — пискнула Моник. — Спасибо,Чарли!

— На здоровье, — улыбнулся Чарли. — Увидимсязавтра. Когда мне за вами заехать?

Чтобы не испугать Франческу, Чарли не сделал никакой попыткизайти в дом и даже остался сидеть за рулем, хотя в другой обстановке онобязательно проводил бы их до дверей. Франческа снова стала похожа на пугливуюлань, готовую скрыться в лесу при малейших признаках опасности, и Чарли нехотел рисковать. Ему было очевидно, что она боится подпускать его слишкомблизко, какими бы откровенными ни были их разговоры.

— Как насчет восьми утра? — предложилаФранческа. — Если выехать в восемь, то к девяти мы уже будем на месте.

— Принимается. Только бы погода не подвела.

Он смотрел, как они идут к дверям, как отпирают замок. Потомв домике зажегся свет, окна осветились теплым оранжевым светом, и Чарлиподумал, что внутри, должно быть, хорошо и уютно.

Некоторое время он смотрел на дом Франчески, потом завелмотор и отъехал. Он снова чувствовал себя одиноким и никому не нужным. Чарликазалось, что отныне он просто обречен вечно быть посторонним наблюдателем,который только следит за отношениями Франчески и Моник, за любовью Кэрол иСаймона, за жизнью Сары и Франсуа, не принимая в этом никакого участия. Во всехтрех случаях он был «третьим лишним», и это обстоятельство угнетало его, ноЧарли не знал, что ему следует предпринять, чтобы исправить положение.

Должно быть, именно поэтому он не сразу поехал домой, решивзаглянуть сначала к Глэдис Палмер.

Глэдис приветствовала Чарли лучезарной улыбкой. Она былажива и здорова, настроение у нее было приподнятое, да и выглядела она неплохо.

Когда он постучал к ней в дверь, Глэдис как раз готовила ируки у нее были в муке, но приезду Чарли она была рада. Усадив его в кресло,она отправилась на кухню и вскоре уже угощала Чарли крепким чаем с пышущимижаром булочками и душистым печеньем.

— Ну, как идут дела? — спросила она.

Чарли решил пока не рассказывать ей о дневнике Сары. Сначалаон сам прочитает дневник до конца.

— Все нормально, Глэдис, — ответил он и подумал,что дела, пожалуй, идут не то чтобы блестяще, но и вправду нормально.

Потом он рассказал Глэдис о том, как ужинал с миссис Виронэи ее очаровательной дочкой, и она искренне за него порадовалась.

— Довольно многообещающее начало, Чарли, мальчикмой, — сказала Глэдис, сияя улыбкой. Она действительно была оченьдовольна, что у него наконец стало что-то меняться. Дело было даже не в весьматуманных перспективах, а в том, что в Чарли, похоже, проснулся интерес кокружающему миру, который, как надеялась Глэдис, должен был рано или позднопобедить в нем желание бередить старые раны.