— Я этого очень хочу — хочу быть его женой! —парировала Кэрол. Говорить это, конечно, не следовало, но слова Чарли причинилией боль, и она ответила на его колкость ответным ударом. — Чего ты от меняхочешь, Чарли? — спросила она тихо. — Чтобы я вернулась к тебе и мыначали все с того самого места, на котором все закончилось? Но заметишь ли ты,что я вернулась? Ведь мы с тобой жили не как муж и жена, а как два клерка, укоторых был общий дом и общий факс. Боже мой, неужели ты не понимаешь, что этобыл не брак, а сплошная видимость? Неужели ты не догадываешься, как одиноко итоскливо мне было рядом с тобой?!

В ее голосе прозвучала такая боль, что Чарли оцепенел. Нет,он не видел, не знал, не догадывался. Даже не чувствовал.

— Но почему ты никогда ничего не говорила мнераньше? — попытался защититься он. — Почему ты не поговорила со мной,вместо того чтобы начать трахаться с Саймоном? Откуда мне было знать, чтопроисходит у тебя в голове, если ты даже ни разу не намекнула, что тебе плохосо мной?

Кэрол громко всхлипнула, и Чарли вдруг заметил, что по еголицу тоже текут слезы.

— Я не знаю, — честно призналась Кэрол. —Возможно, я сама ничего не понимала, а потом… потом было уже поздно. Должнобыть, мы оба были слишком заняты, слишком много времени проводили друг бездруга и поэтому не заметили, как наше чувство умерло. Сейчас я вспоминаю себяпрежнюю и ужасаюсь. Я была… ну просто как машина, как робот, как компьютер. Итолько иногда — очень редко — я была твоей женой.

— А теперь? — спросил Чарли. Он вовсе не собиралсядоставлять себе лишнюю боль — ему действительно нужно было знать, знатьнаверняка. — С ним… с ним ты… счастливее?

— Да, — твердо ответила Кэрол. — С ним всепо-другому. Мы каждый вечер ужинаем вместе, а если нам приходится расставаться,то он звонит мне по три-четыре раза в день и интересуется, что я делаю, о чемдумаю. Пойми, Чарли, он ухаживает за мной, ухаживает по-настоящему; я и неподозревала, что это так много для меня значит. Он никогда никуда не уезжаетбез меня или, наоборот, сам едет со мной, если даже мне нужно слетать вБрюссель, Париж или в Рим всего лишь на один день.

Она могла не продолжать. Чарли понял, что Саймон былбесконечно внимательнее к ней, чем он.

— Но послушай, — сказал он самым несчастнымголосом. — Ведь это просто нечестно! Вы с ним работаете в одной фирме, ктому же он — совладелец вашего юридического бюро. А я… я даже в Париж леталтолько раз в жизни. Ты же знаешь, куда мне приходилось мотаться — то в Гонконг,то в Сингапур, то в Токио…

Это действительно было так, но это была еще не вся правда, иони оба прекрасно это знали. Они позволили своему чувству истрепаться,износиться и исчезнуть, сами этого просто не заметили и спохватились, когданичего уже нельзя было поправить.

— Дело не только в твоих командировках, Чарли, ты жесам понимаешь… Все, все у нас пошло наперекосяк. Мы перестали разговариватьдруг с другом, у нас не хватало времени даже на то, чтобы заниматьсялюбовью, — то я работала допоздна, то ты возвращался из своего Гонконгавыжатый как лимон… Ведь это так, Чарли, согласись!

И это тоже было правдой, и в гораздо большей степени, чемЧарли готов был признать, а ее ссылка на их уснувшую сексуальность дажезаставила его скрипнуть зубами. Разговор с Кэрол уже был ему не в радость, онбыл близок к тому, чтобы швырнуть свой радиотелефон об стену.

— Я так понимаю, этот мешок с трухой занимается с тобойлюбовью каждую ночь? — процедил он сквозь зубы. — Передай ему моипоздравления.

А может, у него протез, ты не интересовалась? Если да, то ясделаю себе такой же.

— Чарли! Послушай…

— Нет, это ты послушай!.. — Чарли резко сел надиване, готовый не только к отпору, но и к нападению. — Ты завела себероман на стороне, даже не сказав мне, что тебя что-то не устраивает. В одинпрекрасный день ты просто нашла себе другого, не потрудившись даже сообщить мнеоб отставке. Ты не дала мне ни малейшей возможности что-то исправить, а теперьзвонишь и рассказываешь, какой он милый, какой благородный и как вы с нимпоженитесь этим летом! Не обманывай себя, Кэрол:

Тебе тридцать девять, а ему — шестьдесят один…

Я даю вам год, от силы два; потом твой душка Саймон тебявышвырнет. Или, наоборот, ты наконец прозреешь…

— Спасибо за то, что ты такого высокого обо мнемнения, — резко оборвала его Кэрол, и Чарли понял, что она не на шуткуразозлилась. — Спасибо за доверие и за все сердечные пожелания. Я знала,что ты не умеешь вести себя как мужчина, но Саймон настоял, чтобы я тебепозвонила. Он считал, что так будет правильно, хотя я его и предупреждала, чтоты начнешь исходить дерьмом. Похоже, я была права!

Она вела себя как настоящая стерва и сама знала это, ноостановиться не могла. Кэрол не выносила, когда Чарли начинал разговаривать сней таким жалким, умоляющим голосом. «Голос побитой собаки» — так она этоназывала, И то, что Чарли действительно было больно, нисколько его не извиняло.

Правда, иногда Кэрол начинало казаться, что Чарли никогда неоправится и что это она во всем виновата, однако даже такие мысли не могливызвать в ней ни малейшего желания вернуться к нему. Кэрол хотела выйти замужза Саймона, и она знала, что добьется своего во что бы то ни стало.

Чарли, во всяком случае, не имел к этому ее желанию никакогоотношения и не мог повлиять на него.

— Тогда почему ты не попросила Саймона позвонитьмне? — злобно выкрикнул Чарли. — Так было бы проще для всех нас.Никакого дерьма с моей стороны, никаких разговоров о том, какой онзамечательный, с твоей… Все счастливы и все довольны…

Он снова плакал — Кэрол отчетливо слышала это, — но онабыла не готова к тишине, которая вдруг установилась на линии. Когда Чарли сновазаговорил, у него был потухший голос смертельно уставшего человека, которыйтолько что потерпел сокрушительное поражение.

— Не могу поверить, что ты выходишь замуж в июне. Виюне нас должны окончательно развести.

— Мне очень жаль, Чарли, — негромко ответилаКэрол. — Но я так хочу.

Чарли снова замолчал. Он думал о Кэрол, вспоминал, каксильно он любил ее, жалел об упущенных возможностях. Теперь Кэрол принадлежалаСаймону; все, что когда-то связывало ее с Чарли, она отбросила в сторону,закопала глубоко в землю и забыла про это. Во всяком случае, старалась невспоминать. А Чарли никак не мог в это поверить.

— Прости меня, малыш… — сказал он наконец, иневыразимая горькая нежность его слов отдалась в сердце Кэрол острой болью.Нежность Чарли была гораздо более сильным оружием, чем его гнев, но Кэрол нестала говорить ему об этом. — Наверное, я должен пожелать тебе счастья…Так вот, я желаю его тебе. Честно.

— Спасибо.

Кэрол сидела за столом в своем полутемном кабинете иплакала. Ей очень хотелось сказать Чарли, что она все еще любит его, но онапонимала, что это было бы бесчестно и жестоко. Вместе с тем Кэрол знала, что вкаком-то смысле она не переставала любить Чарли. И что она и дальше будетлюбить его. Просто все сложилось очень неудачно, и не только для него. Так, ихсегодняшний разговор доставил много боли обоим, но Кэрол не сомневалась, чтопоступила правильно, позвонив ему.