На это Франсуа мог твердо рассчитывать. Индейцы-сенекаприняли его в свое племя и нарекли Большим Белым Медведем. Он танцевал с нимиперед военными походами и большими охотами, сидел с ними в обрядовых парильняхи прислушивался к шипению воды, льющейся на раскаленные камни, пытаясь услышатьв нем голоса духов, он постился вместе с ними, прося богов послать побольшерыбы в их сети и дичи — в силки. Сам Красная Куртка, великий сахем Ирокезскойлиги, приходился ему тестем, а когда гуроны убили Плачущую Ласточку и ихребенка, Франсуа стал для старого индейца и сыном, и внуком.

В молчании они закончили ужин. Сара убрала со стола, и онивышли из дома. Ночь была теплой, но Франсуа чувствовал странный озноб, которыйпробегал по всему его телу. Вот уже много лет он не разговаривал так подолгу сбелыми женщинами;

Гарнизонные дамы считали ниже своего достоинствараскланиваться с каким-то индейцем, а жены поселенцев его побаивались. Впрочем,после того как умерла Плачущая Ласточка, в его жизни не было места для женщин,и ни одна из них ничего для него не значила.

И вот теперь, стоя рядом с Сарой, он неожиданно поймал себяна мысли, что тревожится за нее.

Она была сильной, отважной, но слишком невинной и беспечной,чтобы всерьез воспринимать опасности нового мира, в котором она обрела покой.

Чувство свободы пьянило ее, кружило ей голову, и Франсуабоялся, что она может допустить роковую ошибку. И он готов был сделать все,чтобы этого не случилось. Если бы она позволила, он бы научил ее всему, чтоумел сам. Он бы взял ее в путешествие, и они бы вместе скользили на длинномберестяном каноэ по задумчивой глади рек и озер, били острогой рыбу и жарили еена углях, собирали по берегам ягоды и целебные корни, искали бы на мшистыхболотах следы осторожных ланей и карибу. Он бы показал ей весь этот мир инаучил жить с ним в ладу, но он не знал, как правильно объяснить ей, почему онэтого хочет. Все его страхи и тревоги оставались для Сары пустым звуком, хотявесь окружающий мир денно и нощно шептал ей об опасности. Пребывая впростодушной уверенности, что никто не может причинить ей вреда, пока она самане желает никому зла, она просто не стала бы его слушать. Франсуа же, напротив,различал каждую букву, каждое слово в великой науке, называемой наукойвыживания, но это знание годилось, увы, только для него самого.

Впрочем, Сара была умна, и он надеялся, что ему удастсязаставить ее прислушаться к голосу разума до того, как станет слишком поздно.

Эту ночь — как и большинство Ночей в своей жизни — он провелпод звездным небом, устроившись на соломе возле своей лошади. Вопрекиобыкновению, Франсуа заснул не сразу, а долго лежал, думая о Саре. Как и он всвое время, она прошла долгий путь, но для нее он был стократ сложнее, а значит— ей потребовалось гораздо больше мужества и отваги, чем ему. Франсуа не знал даже,сумел бы он так решительно изменить свою жизнь, если бы оказался на ее месте. Ичем больше он думал об этом, тем сильнее становилось его убеждение, что онимеет дело с совершенно замечательной женщиной.

Но Сара, которая вышла утром на крыльцо, чтобы позвать его кзавтраку, и не подозревала о своих исключительных достоинствах. Как самаяобычная женщина, она встала с первыми лучами солнца, испекла несколькокукурузных лепешек, заварила кофе и пожарила бекон, и Франсуа, принюхиваясь кдоносящимся из окон кухни аппетитным запахам, подумал, что такого завтрака, даеще приготовленного женщиной, он давно не ел.

— Этак я сделаюсь совершенным бездельником! —воскликнул он весело, легко вскакивая на ноги и вытряхивая из волос сено. Саратолько рассмеялась в ответ, и Франсуа поспешил к ручью, чтобы умыться ипривести себя в порядок.

После завтрака Франсуа решительно взялся за ее обучение. Егостарый голландский мушкет был тяжеловат для Сары, но английское ружье, котороеон захватил с собой, пришлось ей, что называется, «по руке». Сара оказалась наудивление метким стрелком, и оба они были очень довольны, когда она убиланесколько птиц, допустив лишь один промах. Удовлетворенный стольмногообещающими результатами, Франсуа сказал, что оставит ей ружье и патроны кнему. Кроме того, он посоветовал Саре приобрести такие же ружья и для своихработников, чтобы в случае опасности они могли стать рядом с ней.

— И все же, Франсуа, я не думаю, что оружие нампонадобится, — твердо сказала Сара и, стараясь сгладить неприятное впечатление,которое произвели на Франсуа эти слова, тут же спросила, не хочет ли он передотъездом отправиться вместе с ней к водопаду.

Франсуа с удовольствием согласился, и они тотчас отправилисьв путь. Почти всю дорогу до шелбурнского водопада они шли молча, думая каждый освоем, и, даже оказавшись на месте, долго любовались падающей водой, боясьгромким словом нарушить очарование этого дивного места.

Шум водопада неизменно действовал на Сару благотворно, апочему — она и сама не могла бы сказать.

Даже на Франсуа волшебная обстановка этого места произвелавпечатление. Он улыбался, и резкие черты его лица стали мягче, человечнее, ноСаре он казался чужим, далеким и загадочным, как настоящий индеец. Как она нистаралась, она не могла прочесть по его лицу ровным счетом ничего; оно былонепроницаемым, как лик сфинкса, и Сара впервые задумалась о том, какие мыслипосещают ее спутника, когда он молчит вот так.

— Если я вам когда-нибудь понадоблюсь, — глухосказал Франсуа, — дайте знать в гарнизон.

Полковник знает, где меня искать, а в крайнем случае онвсегда может отправить на поиски одного-двух индейских следопытов. И я приедутак скоро, как только смогу.

Таких слов он никому не говорил, но Сара, поблагодарив егоза любезность, лишь отрицательно покачала головой.

— С нами ничего не случится, мне не придется просить увас защиты, — ответила она, и Франсуа понял, что она твердо в это верит.

— А вдруг все-таки?

— Так или иначе, но вы об этом все равно узнаете отваших друзей-индейцев, — улыбнулась Сара. — Или от того же полковникаСтокбриджа. Насколько я успела заметить, в этой части света не существуетсекретов.

В ее словах было заключено правды больше, чем она моглапредположить. Новости распространялись здесь едва ли не быстрее, чем в Бостоне,что было вдвойне удивительно, если учесть расстояния между фортами белых ииндейскими деревнями. Впрочем, Франсуа предпочел не заострять на этом внимание.

— В будущем месяце я вернусь в Дирфилд, — сказалон и, не дожидаясь приглашения, добавил:

— Я специально поеду этой дорогой и, если вы не имеетеничего против, загляну к вам.

— А куда вы сейчас направляетесь? —поинтересовалась Сара, в которой обстоятельства его жизни вызывали остроелюбопытство. Она пыталась представить себе, как он живет в ирокезском доме, какплывет в узком каноэ по бурной реке, как мчится на коне по узким лесным тропам.Нельзя сказать, чтобы это ей удалось. Она почти ничего не знала ни о жизнииндейцев, ни о нем самом.