– Не женская это работа, Аня, – вздохнула мать.

– То же самое мне сказал Стратонов.

– И он был прав.

– Береги себя, мама… – начав говорить, Анна закончила шепотом: – Я очень тебя люблю.

– Боже мой… С чего ты вдруг заговорила об этом?

– Боюсь тебя потерять…

– В ближайшее время на это не рассчитывай, – преувеличенно бодро сказала мать. – У меня есть планы пожить. А твой постоялец съехал.

– Что? – удивилась Анна.

– Николай, который жил у тебя в квартире, вчера отдал мне ключи.

– Ясно, – упавшим голосом проронила она. – Но где ты его встретила?

– Какая тебе разница?

– Значит, опять заходила в квартиру? – Анна рассердилась: – Неужели не понимаешь, что это неправильно?

– А ведь он хороший мужик… – безо всякого перехода сказала мать.

– Я это знаю.

– Ложись-ка ты спать и, пожалуйста, не накручивай себя. Спокойной ночи.

Десятый рабочий день Стерховой и Платонова начался с того, что она изложила версию Ускова и высказалась о нем, как о никудышном человеке.

– Да уж… – вздохнул Платонов. – Тип неприятный, но фактов маловато. Вот если бы он сдал кровь…

– Об этом пока забудь, – заметила Анна. – У меня из головы не идет его разговор с Бернарделли.

– Согласен. Разговорец вышел занятный.

– Усков определенно мог оказаться фигурантом воспоминаний Колодяжной. Рост, внешний вид, комплекция – все сходится. Вряд ли с возрастом он сильно переменился.

– Усков проживает на одной улице с Колодяжной и общался с ней в рамках следствия. Неужели вы думаете, что она бы его не узнала?

– Цитирую Корикова: подсознание творит чудеса с памятью человека. Жаль, что в реальной жизни Колодяжная не помнит преступника. К следственным материалам не подошьешь его описание, данное под гипнозом.

– По крайней мере, теперь нам это известно.

– Хочу тебя предупредить…

– Ну?

– С Бернарделли будь осторожен.

– Как скажете.

– Со Стратоновым – тоже, если вдруг вызовет.

– Я понимаю, – ухмыльнулся Платонов. – Мы здесь чужаки.

Оставшуюся часть рабочего дня Анна провела за подробным изучением дела Паниной. Павел отправился на старый адрес сменщицы Макаровой, чтобы выяснить у соседей, куда она могла переехать.

Продвигаясь от документа к документу, Анна вчитывалась в каждую строчку, обращала внимание на каждое слово. По своему опыту знала: главное кроется в мелочах.

Дойдя до справки о результатах подомового обхода, Анна провела пальцем по строчкам:

«В ходе подомового обхода улицы Партизана Железняка с целью установления возможных свидетелей произошедшего убийства гражданки Паниной В. С., имевшего место около двадцати трех часов седьмого ноября тысяча девятьсот восемьдесят девятого года по адресу ул. Партизана Железняка, дом тридцать пять, было установлено, что возможными свидетелями произошедшего события могут являться…»

Читая фамилии, Анна машинально шевелила губами:

– Лебединская, Кривова, Петракова, Зиновьева… – Дойдя до жирно зачеркнутой строки, она перевела взгляд на следующий абзац: – «Жильцам остальных домов о произошедшем убийстве ничего не известно».

Анна прочитала показания опрошенных и не нашла ничего интересного. Гражданка Зиновьева видела, как в шесть часов вечера Панина возвращалась с хозяйственной сумкой из магазина. Жительница соседнего дома Лебединская заметила, как утром Панина мыла и утепляла окна. Петракова и Кривова, жительницы домов на другой стороне улицы, видели, что в доме до утра горел яркий свет, но это нисколько их не встревожило.

Перечитав показания, Анна вернулась к списку возможных свидетелей и пригляделась к зачеркнутой строке, но не разобрала, что там написано.

Она отыскала в столе лупу и включила настольную лампу. Согнувшись над списком, то приближала, то отдаляла лупу, меняла положение документа и освещала его с разных сторон. Определяя букву за буквой, через несколько часов Анна составила полную запись и поняла, что показания дала гражданка Ускова Галина Ефремовна, тысяча девятьсот двадцать седьмого года рождения, проживающая по адресу: улица Партизана Железняка, дом тридцать.

«Мать Ускова!»

Воодушевившись вначале, потом Анна сообразила, что женщина, скорее всего, уже умерла, поскольку немногие доживают до такого преклонного возраста.

Но в деле должны быть ее показания!

Перелистав следственные материалы и не найдя нужного документа, Анна поняла, для чего была зачеркнута строка, и догадывалась, кто изъял показания.

Подняв глаза, Стерхова увидела на пороге кабинета Ускова и невольно отшатнулась.

– Напугал? – с заметным удовольствием справился он.

Анна сидела неподвижно, широко распахнув глаза. Потом, опомнившись, нервным жестом захлопнула папку.

– Входите.

Усков указал взглядом на папку:

– Какие-то секреты?

– Что в Качинских Дачах? Докладывайте. – Ее возмутил несерьезный тон Ускова, и она взяла ситуацию под контроль.

– Докладываю. – Усков присел рядом с Анной. – Одна из убитых девушек работала на заправочной станции рядом с дачным поселком. Вторая – медсестра в деревенской амбулатории, третья – продавщица продуктового магазина на трассе. Никаких пересечений не обнаружено. Все три – случайные люди, каждая со своим кругом общения. Разное время гибели и возраст жертв, разброс во времени – восемь лет. Не удалось обнаружить ни одной зацепки.

– Уже обсуждаете? – в кабинет вошла Татьяна Краюшкина и, поискав глазами Павла, спросила: – Платонова нет?

– И, скорее всего, сегодня уже не будет, – сказала Анна.

Краюшкина вынула из сумочки блокнотик, пристроилась на краешке стула и нерешительно спросила:

– Можно я тоже скажу?

– Давай говори.

– Одна из жертв работала на заправочной станции…

– Григорий Кузьмич уже доложил, – заметила Анна.

– Кажется, я знаю, где обитает этот маньяк, – сказала Татьяна.

Усков хохотнул:

– Да ну?!

Краюшкина упрямо продолжала:

– Заправочная станция, продуктовый магазин вблизи трассы и деревенский амбулаторный пункт – места, в которых часто бывают дачники. Обращаю ваше внимание на то, что все три убийства произошли в период с мая по сентябрь.

– Убийца – дачник? – язвительно повторил Усков и криво усмехнулся: – Да ты хоть понимешь, сколько в том районе дачных поселков?

Краюшкина сверилась со своими записями: