– Гуляев не убийца, – севшим голосом проронила она.

– Да ну…

– С генетической экспертизой не поспоришь, – сказал криминалист и сам выпил воду.

Анна тяжело поднялась со стула. Ее буквально раздавил провал основной версии. Она взглянула на Павла и обронила:

– Ну, вот теперь опять – снова здорово.

– Конечно, дело приняло совсем другой оборот, однако надеяться на хорошее всегда лучше, чем предаваться отчаянию, – сказал Бернарделли и завершил свою тираду патетическим возгласом: – Такова уж наша работа!

– Что с Уманским? – спросила Анна, адресуясь к Платонову.

Тот снял куртку и бросил ее на стул.

– Только что побывал в областном Доме художника, опросил всех, кто там оказался. Уманского никто не знает. Руководитель Союза художников дал телефон предшественника и сказал, что тот может все прояснить.

– Звонил?

– И не раз. Его телефон вне доступа. Может, не актуальный. Но только вы, Анна Сергеевна, не расстраивайтесь. Если что, я сам его разыщу.

– Все ясно… Кажется, нам не обойтись без повторного визита к Савельевой.

– Но до этого вас ждет визит к врачу, – безапелляционно заявил Бернарделли. – Иначе вы где-нибудь упадете.

– На врачей нет времени. – Анна взяла пальто, но криминалист отобрал его.

– Ждите здесь. В моем отделе работает пенсионер-лаборант, бывший врач. Сейчас я его пришлю, – сказал Бернарделли и вышел из кабинета.

В ожидании врача Анна позвонила Корикову. Тот не ответил, и она решила, что сеанс с Колодяжной еще не закончился.

Пенсионер-лаборант, маленький сухой старичок, явился во всеоружии: в белом халате, с аппаратом для измерения давления и батареей пробирок.

– Это еще зачем? – возмутилась Анна.

– Рукавчик, деточка, закатайте… – Врач сунул в уши дужки фонендоскопа и положил перед собой часы.

Дождавшись, когда Анна выполнит требуемое, обхватил ее руку надувным манжетом и по старинке, резиновой грушей, накачал ее до нужного уровня. – А теперь помолчим…

Через минуту он сказал:

– Голубушка моя, у вас брадикардия – сердцебиение неровное, всего сорок восемь ударов, и давление ниже некуда.

– А сколько ударов надо? – спросил Платонов.

Старик ограничился ответом:

– Во всяком случае, это – мало.

Потом он взглянул на Анну и распорядился:

– Высуньте язык.

Она высунула и, глядя на врача, поняла: внешний вид языка ему не понравился.

– Рвота, понос были?

Вопрос заставил Анну покраснеть и покоситься на Павла, но она безмолвно кивнула.

– Давайте-ка мы с вами сдадим кровь и сделаем биохимический анализ.

Глядя в доброе лицо старика, Анна решила, что он был педиатром. Уж очень ласково, как с ребенком, с ней говорил.

– Уверена, это лишнее.

– Увидим результаты, сразу поймем, – миролюбиво проронил старичок, достал пузырек со спиртом и придвинул к себе пробирки.

Когда Анна ехала к Савельевой на такси, ей позвонил Кориков:

– Насчет вашей подопечной… Сеанс состоялся. Аудиозапись привезу в управление завтра.

– А если сегодня? – спросила Анна.

– Боюсь, не получится.

Она неохотно согласилась:

– Ну, хорошо. Можете передать на словах основные моменты?

– Это неэтично, – заметил Кориков. – Дождитесь завтрашнего дня – и получите сеанс без купюр.

Когда Анна подъехала, Савельева уже поджидала ее у ворот своего дома.

– Зайдем во двор?

– Лучше прогуляемся, – ответила Анна.

– В прошлый раз я все вам рассказала, – проговорила Савельева. – Зачем же теперь приехали?

– У меня появились вопросы. Впрочем, если быть точной, вопрос только один: вам знаком художник Уманский?

– Видела его с Валентиной.

– А мне почему не рассказали?

– Так вы же про заводских спрашивали, а Жорка – чужой, залетный.

– Что это значит?

– Перекати-поле. Одно слово – художник.

– Знаете, где он теперь?

– С тех пор больше не встречала.

– Какие отношения связывали Уманского с Паниной? – спросила Анна.

– Никаких! – решительно заявила Савельева. – Таких, как он, вокруг Валентины роилось много. И на заводе, и в других местах. Она его особо не выделяла. Ухаживал и ухаживал, что с него взять.

– Вы сказали, что многие мужчины интересовались Паниной. Знаете кого-нибудь, кому она отказала и тот разозлился? Можете вспомнить?

– Зачем далеко ходить? Гришка из тридцатого дома проходу ей не давал. На улице караулил, у проходной завода на машине встречал. Бывало, просит меня Валентина: выйди первой, посмотри. Ну, выйду, посмотрю, его машина стоит, я – быстро назад. А потом мы с Валей огородами, через кусты до «Сытого Гуся», да там и останемся, ждем, когда Гришка уедет.

– «Сытый Гусь» – это кафе? – уточнила Анна.

– Недалеко от проходной.

– Григорий из тридцатого дома? – Анна включила телефон, чтобы записать информацию. – Не знаете, где он сейчас?

– Там же, где и был.

– Фамилию назовете?

– Записывайте полное имя, – деловито распорядилась Савельева. – Григорий Кузьмич Усков.

Не справившись с собой, Анна уронила телефон. Подняв его, спросила серьезным тоном:

– Про Ускова почему раньше не рассказали?

– Так он же сам полицейский.

– Это ничего не меняет, – сказала Анна.

Однако Савельева ничуть не смутилась.

– Теперь же рассказала? Вы все знаете, а мне за внучкой в садик пора.

– Подождите. – Анна сделала предупреждающий знак рукой, чтобы ответить на входящий звонок. – Слушаю.

– Это Бернарделли, нам нужно срочно поговорить.

Она взглянула на часы, кивком попрощалась с Савельевой и сказала в трубку:

– Конец рабочего дня. До завтра не подождет?

Бернарделли с нажимом повторил:

– Говорю же: срочно. Если хотите, могу подъехать к вам.

– Ну, хорошо, приезжайте. Встретимся в вестибюле гостиницы «Чернигов».

Через полчаса Анна вошла в гостиницу и поискала глазами криминалиста. Он ждал ее в лобби. Заметив, поднялся с кресла и помахал рукой:

– Я здесь!

Она подошла и села в кресло напротив.

– В чем дело?