– Здешний? Городской? – уточнила Стерхова.

– Этого я не знаю. Фамилия запомнилась с детства.

– Почему?

– Показалась очень красивой.

– Часто он к вам заходил?

– Раз или два.

– Имя его помните?

– Кажется, Жора… – вспоминая, Елена Васильевна ненадолго задумалась. – Да, точно, Жора.

– Ага… – хмыкнула Анна, достала из сумочки телефон и спросила: – Можно сфотографировать?

– Пожалуйста.

Анна щелкнула портрет и несколько раз отдельно подпись художника.

Прощание не затянулось, Колодяжный охотно проводил ее к выходу и так поспешно захлопнул дверь, что прищемил ей подол пальто. По счастью, зазор между полотном и коробкой оказался достаточным, и Анна легко его высвободила.

Если бы в тот момент Стерховой пришлось описывать свое состояние, она бы сказала так: сбита с толку. Версия влюбленного художника с фамилией на букву «У» возникла весьма некстати. Обстоятельства и все имевшиеся факты указывали на виновность Гуляева, и Анна за это короткое время уже свыклась с такой вероятностью. Но оставить без внимания новую версию она не могла.

Добравшись до управления, Анна показала Платонову фотографии портрета и передала рассказ Колодяжной.

– Любопытно! – заметил Павел.

– Разузнай об Уманском все и, по возможности, разыщи его.

– Он – Жора. С каких это пор нас стала интересовать буква «ж»?

– Он же Гарик, Георгий и Гоша, – напомнила Анна.

Павел записал в телефон данные и поинтересовался:

– Можно повременить или это горит?

– Горит синим пламенем, так же как и все остальное.

– А я только что напал на след той самой аптекарши…

– Вот и крутись. На работе нужно гореть, – пошутила Анна. – И кстати, разыщи мне фотографии Макаровой в молодости.

– А зачем их искать? Они присутствуют в деле. – Платонов взял со стола папку и достал из нее лист с наклеенными фотографиями. – Правда, не слишком презентабельные: Макарова здесь изображена в качестве потерпевшей.

Анна взяла у него лист и, оглядев снимки, спросила:

– Какой у нее рост?

– Ну… – примеряясь, Павел оглядел саму Стерхову, – примерно на полголовы ниже вас.

– Макарова очень похожа на Панину. Возможно, убийце нравились эффектные брюнетки среднего роста. – Она тяжело вздохнула: – Как же нам не хватает вещественных доказательств по делу Паниной!

Платонов снял со стула пакет и протянул его Анне.

– Татьяна Краюшкина раздобыла для вас рабочий халат, перчатки и респиратор.

– Вот это кстати! – Анна примерила халат и покрутилась у застекленного книжного шкафа. – С размером твоя Татьяна угадала.

Последнее замечание смутило Платонова. Порывшись в ящике стола, он вытащил оттуда листок.

– Здесь номера стеллажей, которые мы проверили. Вы ведь идете на склад?

Немного помолчав, Стерхова ответила:

– Пожалуй, пойду, хотя и не собиралась.

Не снимая халата, Анна спустилась в подвал. С собой она прихватила только респиратор, перчатки и телефон.

Встретив кладовщика, сообщила:

– Я поработаю.

– Ах, это вы… – Взглянув на нее, он слишком очевидно расстроился. – Опять будете рыться? Только, пожалуйста, аккуратнее.

– Меня об этом просить не надо. Все, что можно было испортить, уже испортили до меня.

Обменявшись этими не слишком доброжелательными фразами, они разошлись в разные стороны, будто поссорившись. Он – в дальний угол к картотечному шкафу, она – к стеллажу, который был в плане поиска.

Остановившись на позиции, Анна оглядела нескончаемый ряд стеллажей и обронила:

– Ну, конечно…

Это означало: «Так много мне не пересмотреть никогда, но я все же попробую».

Поскольку все было отработано, дело у Анны спорилось. Проверив один стеллаж, она передвинула стремянку к другому, зацепилась за мешок, который лежал в углу, в сердцах его пнула и продолжила поиски.

Перебирая содержимое коробок, Анна размышляла о том, что, если по результатам экспертизы ДНК Николай Гуляев окажется причастным к убийствам и нападению на Макарову, без улик его ни за что не привлечь к ответственности по делу Паниной. Уже не первый раз ей казалось, что, возобновив это расследование, она жестоко ошиблась. Она корила себя за то, что выбрала трудный путь, и пообещала себе впредь быть разумнее.

Другая сторона этого дела была такова: низкий процент раскрытия и затягивание сроков могли окончательно загубить карьеру Стерховой. Прав был Стратонов: ее перевод в подразделение по раскрытию преступлений прошлых лет, по сути, был понижением, и в случае неудачи перед ней открывалась лишь одна перспектива: скользить по наклонной плоскости, в основании которой была отставка.

С такими безрадостными мыслями Анна проверила следующий стеллаж и, когда передвигала стремянку, снова зацепилась за тот же мешок.

На этот раз она задержалась. В первый момент ей почудилось, что течение времени замерло, в груди возникло щемящее, предупреждающее чувство: будь внимательна, впереди тебя ждет…

«Что?»

Анна оглядела мешок: грязный, джутовый, с редким переплетением нитей, сквозь которые проглядывало нечто серое.

«А что, если, дважды указав на этот мешок, Вселенная подала мне знак?»

Предполагая обнаружить в нем мусор, Анна махнула рукой.

«Мешок – это просто мешок. У Вселенной есть дела поважнее. Если бы в нем было что-нибудь стоящее, он бы не валялся в углу».

Стерхова отцепила стремянку, сдвинула ее к следующему стеллажу, немного постояла, но вдруг развернулась, взяла мешок и положила на свободную полку.

Раскрыв его, увидела помятую канцелярскую коробку с ярлыком и надписью «Панина». Здесь же черным фломастером был обозначен номер уголовного дела.

– Вот оно… – с дрожью в голосе прошептала Анна, не договорив слово «счастье».

Чтобы не выронить содержимое, она переворошила его прямо в мешке.

«Нож со следами вещества ржавого цвета… Тряпье с бурыми пятнами… Бутылка темно-зеленого стекла из-под вина…» Она сняла респиратор и огляделась в поисках сама не зная чего. Потом, опомнившись, достала телефон и позвонила Платонову:

– По-быстрому спускайся в подвал!

– Зачем?

– Спускайся, говорю! И бегом! А я позвоню Бернарделли!

– Неужели нашли? – догадался Павел и, не дожидаясь ответа, с готовностью выкрикнул: – Бегу!

Платонов и криминалист явились в хранилище одновременно. Оглядев все найденное, Бернарделли кивнул: