Пришлось разговаривать о цветах и шляпках.

Леди Кессиди велела девушкам переодеться к ужину, хотя стол накрыли все в той же малой столовой, не в парадной, как знак, что гостя решили встретить в теплом семейном кругу. Когда Флоренс спустилась, зябко ежась в том самом платье незабудкового цвета, ее кузины уже сидели за столом, немного смущенные и очень нарядные.

Леди Кессиди схватила Флоренс за руку и отвела на место – слева от дядюшки, который, конечно, сидел во главе стола.

– Будь внимательна и мила, – шепнула она на ухо Флоренс. – Лорд Монтгомери здесь исключительно с деловым визитом, но Оливер решил, что будет не лишним вас представить.

Сердце, конечно, екнуло, а живот от волнения скрутило так, что Флоренс еле ковырялась в тарелке.

Лорд Кристофер Монтгомери оказался симпатичнее своих портретов. Ему уже перевалило за сорок пять, он был приземистым и плотным, казался грузным на фоне стройного и высокого дяди Оливера. Тонкие рыжеватые волосы были редкими и короткими, как у маленького ребенка. Пенсне он все еще носил, а вот щеки в сравнении с тем, что Флоренс видела на газетных вырезках, будто бы сдулись. На лорде Монтгомери был добротный строгий костюм, коричневый, в мелкую темную полоску, и чистый шейный платок. Пахло от него, как иногда от Бенджамина, чем-то безусловно дорогим.

– Мисс Голдфинч. – Он наклонил голову, когда дядя Оливер представил их друг другу, – место лорда Монтгомери было напротив Флоренс. – Наслышан о вас.

За стеклами пенсне, темноватыми, словно в стекло намеренно добавили краситель, цвет его глаз терялся. Лицо казалось удивленным, но дружелюбным, и улыбка лучилась искренностью.

– Я не планировал оставаться, но Оливер, мой добрый друг, был очень настойчив, – сказал лорд Монтгомери леди Кессиди. – А я не смог устоять перед обещанием дичи в ягодном соусе, которую на вашей кухне, леди Кессиди, как я помню, готовят, как в королевском дворце.

Слуги поставили на стол несколько канделябров и зажгли свечи: на улице уже сгущался вечер, и, несмотря на высокие окна, в столовой стало сумрачно.

Бенджамин, сидевший на противоположном краю стола, словно побаивался отца, предпочел есть молча. Дженни и Матильда переглядывались, но не шептались, при этом Дженни то и дело сладко улыбалась и отводила взгляд, стоило лорду Монтгомери повернуться в ее сторону.

Хотя смотрел он вовсе не на нее.

Из-за пенсне отследить направление его взгляда было сложно, но Флоренс казалось, что лорд Монтгомери вертит головой, как любопытная птица, осматривая каждый угол комнаты. Говорил он в основном с леди Кессиди – о ерунде, как несколько часов назад Бенджамин говорил с Флоренс.

– Дела увели меня далеко от сияющего Логресса, – сказал он, когда леди Кессиди любезно поинтересовалась, где же он путешествовал. – К югу, к Срединному морю, к белому камню Антиквы, столице Айова, и ее удовольствиям. Оливки, вино и сыры – я ищу способ сломить предубеждения жителей Агридженто против торговли с Логрессом. Если уж в деловых кругах меня называют за глаза торговцем наслаждениями, – ухмыльнулся он, – стоит оправдывать это имя.

И лорд Монтгомери расхохотался, добродушно, как могут смеяться лишь люди, довольные жизнью и собой.

– Но разве торговля не портит репутацию джентльмена и лорда? – спросил Бенджамин из своего угла.

Флоренс с тревогой проследила за дядюшкой, но тот лишь нахмурился на миг.

– Пока я везу им вино из Анжу, ткани Восточной Империи и пряности Земли Слонов, дорогой мой мальчик, – так же добродушно отозвался лорд Монтгомери, – ни у кого и язык не повернется напомнить мне, что труд, любой, будь то торговля или вдумчивое управление имением, есть занятие, недостойное моей фамилии. Но даже если так, я легко могу пошутить, что это все не более чем хобби, а иметь хобби – достойная джентльмена практика.

Он снова рассмеялся, и леди Кессиди рассмеялась тоже, пусть и несколько наигранно, как показалось Флоренс.

– Прекрасный ответ, милорд, – отметил Бенджамин с улыбкой.

Лорд Монтгомери отпил еще вина.

– Вопросы чести, как по мне, это пережиток прошлого, – сказал он, поставив бокал на стол. – Мы гордимся своей практичностью, но забываем о ней, когда желание устроить дела разумно, с пользой для всех сталкивается с предубеждениями и суевериями. Можно ли лорду то, можно ли леди это, имеет ли происхождение или пятно на репутации невесты большое значение, когда невеста красива, а приданое и деловые связи, которые она принесет в дом, обеспечат семье беззаботное будущее? Пожелай я жениться, друг мой, – пенсне повернулось к лорду Силберу, – я бы подошел к этому прагматично. Красивая, здоровая девица с образованием и деньгами – приобретение более выгодное, чем болезненная дочурка обедневшего графа. Вот увидишь, – добавил он, подняв палец, – не пройдет и века, как титулы обесценятся, а золото и связи – о, они будут иметь ценность всегда! И красивые детки тоже, – хохотнул он. – А какие детки сейчас у графов и герцогов, которые женились на кузинах?

Леди Кессиди явно смутилась и, чтобы скрыть это, приложила салфетку к губам.

– В тебе говорит торговец, Кристофер, – покачал головой лорд Силбер.

Флоренс, которая боялась, что дядюшка возьмет и разозлится, удивилась тому, как он спокоен. Если разговор и был ему неприятен, лорд Силбер не показывал этого и не пытался увести гостя от сложных тем.

– А в тебе – аристократ с раздутой гордостью за родословную! – Лорд Монтгомери снова рассмеялся. Огоньки свечей отразились в пенсне, и Флоренс показалось, что это сами глаза вдруг вспыхнули пламенем. – Звучит обидно, мисс Голдфинч, но я знаю этого пройдоху больше лет, чем вы живете на свете, и привык, что порой он упускает выгоду, когда родовая честь, как ему кажется, задета.

Лорд Силбер нахмурился. Сердитая складка пролегла рядом с уголком его плотно сомкнутых губ.

– Оставим вопросы родовой чести, – снова вмешался в разговор Бенджамин, почуявший, что дело грозит обернуться чем-то нехорошим. – Я думаю, юным леди будет интересно услышать о вашем путешествии по Антикве, лорд Монтгомери!

– Только, ради всех святых, выбирайте приличные истории! – добавила леди Кессиди и встала из-за стола. – Прошу прощения, пойду напомню слугам про десерты!

– А что, бывают и неприличные? – спросила Дженни с воодушевлением, когда мать оказалась за дверью.

Матильда шикнула на нее.

– Чего только не случается в дальних странах, леди Дженнифер. – Лорд Монтгомери знаком попросил зашедшего в столовую лакея подлить ему еще вина. – Но из уважения к вашему батюшке, чья родовая честь так хрупка, я лучше расскажу вам про виноделие. К слову, моей будущей жене, – Флоренс снова показалось, что он посмотрел на нее, – придется разбираться в этом лучше, чем в вышивании лентами или создании букетов из цветной бумаги. Обожаю вино! Даже не как напиток, как товар и культуру вокруг него! Но жениться я не планирую еще года три, – он улыбнулся, посмотрев в сторону Дженни, – что не мешает мне наслаждаться компанией столь прекрасных особ!

Матильда оказалась права: платья действительно успели сшить, и в один из дней за обедом леди Кессиди с сияющей улыбкой сообщила об этом девушкам. Дженни восторженно захлопала в ладоши, Матильда восприняла новость со свойственной ей сдержанностью, а Флоренс…

А Флоренс не почувствовала ничего.

Платья, да и само приглашение на бал существовали как нечто отдельное, чужое, не принадлежащее ей. Стоило, наверное, радоваться и наслаждаться жизнью, ее маленьким ярким отрезком, который приносит радость любой девице и становится приятным воспоминанием о юности, когда сама девица превращается в замужнюю даму и ее начинают волновать другие вещи. Но почему-то все ощущалось совсем не так.

На последней примерке, стоя перед зеркалом в изящном наряде из шелка цвета первых весенних побегов, Флоренс на миг задумалась о том, что дядя Оливер отдаст за это платье деньги, и еще о том, что она все лето вела праздную, полную развлечений жизнь. Ту самую, которую отец Сэмюэль в проповедях любил называть пустой, потому что ничего хорошего из нее не рождалось. И платье в тот же миг перестало казаться красивым и удобным, а девушка в отражении – тем, кого Флоренс хотела бы там видеть.

Наверное, выражение ее лица стало недовольным: одна из помощниц модистки с тревогой спросила:

– Вам что-то не нравится, мисс? Мы не смогли вам угодить?

И это расстроило Флоренс еще больше.

Конечно, они сделали лучшее, что могли. И она должна была чувствовать благодарность: и к девушкам из салона, и к леди Кессиди, и, конечно, к дядюшке Оливеру.

Сейчас, за обедом, она перехватила его взгляд, внимательный и обеспокоенный. В голове вертелось