Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наверное, будь ее тон другим, Флоренс бы кивнула: уводить поклонников у сестер и подруг правда гадко. Дженни была задирой, но кто знает, как изменился бы ее характер, получи она немного больше любви – или внимания от молодого человека, запавшего в сердце? Но Флоренс разозлилась – впервые за долгое время, и эта злость затуманила мысли.
– А иначе что? – спросила она с несвойственной себе дерзостью.
На лице Матильды снова проступило изумление, правда, она быстро с ним справилась: приподняла брови и усмехнулась уголком рта.
– А иначе, дорогая кузина, – она тоже не удержалась от яда, – иначе, поверь, я найду способ усложнить твою и без того паршивую жизнь. Какой бы капризной дурой ни была иногда Дженни, она моя родная сестра, – добавила она со странной искренностью, порывисто и серьезно. – Ради ее счастья я готова пойти на подлость.
Может быть, так лег свет, но Флоренс почудился румянец на щеках Матильды и лихорадочный блеск в ее глазах. Кузина дернула плечом, еще раз стрельнула глазами по углам – неужели искала в одном из них лорда Дугласа? – и, прежде чем Флоренс нашла что сказать, вышла из комнаты, аккуратно затворив за собой дверь.
Замок еле слышно щелкнул. Словно не было ни спора, ни угроз.
Флоренс села на край кровати и потерла ладони друг от друга – пальцы были холодными и влажными, чуть дрожали. Мысли перепутались настолько, что, когда пришла служанка Мартина напомнить юной госпоже, что нужно переодеваться к ужину, Флоренс ответила что-то совсем глупое.
– Что-то с вами не то, мисс, – нахмурилась служанка. – Может, простудились? Или голова все еще болит? Принести ужин в комнату?
– Если леди Кессиди позволит, – сказала Флоренс медленно, потому что язык все еще не слушался. – Я бы предпочла поужинать здесь. Да. У меня все еще болит голова.
Леди Кессиди позволила.
А голова действительно разболелась – так, что не утихла и к утру.
Глава 3
Бенджамин сидел на перилах беседки в углу сада и читал, спрятавшись от мира за разросшимся шиповником. Флоренс очень не хотелось ему мешать, но ей было нужно с кем-то поговорить и пожаловаться. Или просто посидеть рядом и помолчать, не чувствуя осуждения.
День начался с суеты: сразу после завтрака леди Кессиди отвезла их с Дженни и Матильдой к модистке снимать мерки и утверждать ткани и фасоны. Флоренс очень старалась получить от всего этого удовольствие, но глубокая благодарность ближе к обеду начала превращаться в раздражение и головную боль. Сейчас Флоренс чувствовала себя настолько вымотанной, словно проработала половину дня в госпитале обители, а не просто постояла с раскинутыми руками, пока помощницы мастерицы измеряли обхват ее талии и длину локтя.
Так что на обеде в гостях она, к неудовольствию общительной хозяйки, отвечала односложно и с неохотой.
– Я не потревожу тебя? – спросила она, прежде чем подняться на две ступеньки.
Бенджамин, лицо которого сейчас было серьезным и сосредоточенным, а губы шевелились, повторяя текст, вздрогнул и поднял взгляд.
– Ох, малышка Фло! – улыбнулся он. – Какая-то ты бледная. Давно ела?
– Спасибо, мы пообедали у леди Тулли, – ответила Флоренс. – Только что вернулись.
Бенджамин захлопнул книгу и спрыгнул с перил.
– О, ты познала утомительные радости светской жизни! – хмыкнул он. – Через годик начнешь искать уединения, как я.
Флоренс зарделась.
– Прости! – воскликнула она.
– О, ты мне не помешала, поверь! – Бенджи спустился к ней, зажав книгу локтем и сунув пальцы за петли на сюртуке. – Для тебя я всегда найду лишнюю минутку. Что-то случилось? Леди Тулли снова подняла неудачную тему? Или мои сестры начали тебя задирать?
О разговоре, который состоялся у нее в спальне несколько дней назад, Флоренс не рассказала: в пансионе не поощряли ябедничество, а ябедничать кузену на его родную сестру было бы дуростью. Тем более утром, до завтрака, Матильда поймала Флоренс в коридоре и неумело извинилась за свой тон. Она сказала что-то вроде: «Я осуждаю тебя, дорогая кузина, и не отказываюсь от сказанного, но некоторые слова выбрала крайне неудачно» – и после этого весь день была с Флоренс более чем мила.
Это сбивало с толку.
– Нет. – Флоренс улыбнулась. – Я просто очень устала, хотя не сделала совсем ничего!
– Ничего? – Бенджи приподнял брови. – Насколько я понял из разговоров слуг, моя матушка сегодня возила вас к модистке. Флоренс Голдфинч, быть хорошенькой юной леди – тяжелый труд! Тебе срочно требуется чай с маковым кексом, свежайшим! – Он подмигнул ей. – Я уже пробовал, но с радостью разделю с тобой еще порцию!
К чаепитию в малой столовой присоединилась Матильда. Она успела переодеться в домашнее платье и забрать из кабинета отца свежую газету, которую раскрыла, но не торопилась читать.
– Я смотрю, дорогой брат, ты решил взяться за ум? – спросила она, покосившись на томик в темной обложке, лежавший рядом с Бенджамином.
Флоренс, которая не обратила внимания на то, что читает кузен, вытянула шею, пытаясь рассмотреть буквы на корешке. Тонкие золотые линии складывались во фразу «Невидимая рука», и Флоренс первым делом подумала, что Бенджи вдруг увлекся дешевыми ужасами.
– Только не говори об этом отцу, – улыбнулся он и перевернул книгу лицевой стороной вниз. – Не хочу его разочаровывать.
Матильда пожала плечами и поблагодарила лакея, который принес чай и нарезанный ломтиками кекс.
– О, боюсь, отец удивится, узнав, что ты умеешь читать, – сказала она едко. – К слову, я сейчас услышала, что на ужин к нам заглянет его друг. Лорд Монтгомери.
Говоря, Матильда посматривала в газету и размешивала молоко в чае.
– Вот так, без предупреждения? – удивился Бенджамин и покосился на Флоренс.
Та застыла. Головная боль, отступившая после сытного и вкусного обеда у леди Тулли, снова кольнула висок.
– Матушка тоже недовольна. – Матильда лениво повернулась к ним. – Но этот лорд Монтгомери вроде как вернулся из Айова на днях, и отец жаждал обсудить с ним дела. Так что, дорогая кузина, сложный день не закончился, а только начался.
Сказала она это сердито, и Флоренс поняла, что Матильда тоже успела устать: и от примерок, и от дружелюбной, но утомительной болтовни леди Тулли и ее не то компаньонки, не то младшей сестры.
Кекс и правда оказался выше всех похвал, даже мысли о визите лорда Монтгомери не могли его испортить.
Мало ли зачем он придет? Может быть, после приглашения от лорда Милле дядюшка успел передумать и уже не намеревался выдавать Флоренс за кого-то из партнеров, так что сегодняшний ужин лишь знак вежливости? Или нет? Все же, кроме того приглашения, Флоренс не приходило ни писем, ни мелких подарков вроде букетов и конфет. Дженни получала такие знаки внимания раз в несколько дней, особенно после выездов.
– Ты чего надулась? – спросил вдруг Бенджамин.
Флоренс моргнула. Видимо, тревога отразилась у нее на лице, и кузен заметил это.
– До бала три недели, – сказала она. – Успеют ли сшить платье?
– Успеют, – отозвалась Матильда, увлеченная, казалось, сводками новостей. – Для матушки эта модистка сделает все что угодно, не переживай так, Флоренс.
– А какое у тебя платье, если не секрет? – лукаво улыбнулся кузен.
– Нежно-зеленое. – Флоренс окинула глазами комнату, пытаясь найти похожий цвет. – Как первые весенние побеги.
– А у тебя, Матильда? – Он сжал в руке салфетку и посмотрел на сестру.
Матильда снова пожала плечами.
– Какое-то, – ответила она неохотно. – Ты же знаешь, я равнодушна к этим штучкам. Зато у Дженни сразу два, лавандовое и розовое. Матушка согласилась, лишь бы не терпеть ее нытье всю обратную дорогу.
– Весьма в духе Дженни, – пробормотал Бенджи, и Матильда подняла на него удивленный взгляд. – Что? То, что я не участвую в ваших детских играх, дорогая сестра, не означает, что я не интересуюсь вашей жизнью!
– Несомненно, – согласилась она с ехидцей. И замолчала, сосредоточившись на газете – или делая вид, что сосредоточилась.
Бенджамин продолжил спрашивать о ерунде: о том, что подали на обед у леди Тулли, о взгляде Флоренс на моду, на цветущие под окнами гладиолусы и на маковый кекс. Флоренс же вспоминала, как в прошлый раз, когда они с Бенджи сжигали листовки на кухне, лорд Силбер выставил ее за дверь. Интересно, о чем тогда он говорил с Бенджи? Ей очень хотелось спросить, но она не могла этого сделать в присутствии Матильды. И еще раз расспросить Бенджамина о лорде Монтгомери или о семье Милле тоже не могла.
Флоренс казалось, что кузен должен знать, желает ли Эдвард Милле сейчас найти себе невесту, или его широкий жест действительно лишь проявление вежливости и попытка