— Понятно. Спасибо, доктор.

Гриффит ушел, и я тоже распрощался с Нэшем и зашагал домой.Джоан дома не было — никаких ее следов, только в блокноте у телефона былонацарапано загадочное послание, адресованное то ли мне, то ли мисс Партридж:

«Больше не могу ждать. Если позвонит доктор Гриффит, скажитеему, что у меня будет время в среду или четверг».

Я удивленно поднял брови и отправился в гостиную. Выбравсамое удобное из кресел (уж очень удобным не назовешь ни одно из них: все сзакругленными спинками и помнят еще времена старой миссис Бартон), я устроилсяпоуютнее и попытался снова продумать все с самого начала.

С внезапной досадой я вспомнил, что приход Оуэна прервал мойразговор с инспектором и что Нэш упомянул как раз перед этим еще о паре людей,как о подозреваемых.

Хотел бы я знать, кого он имел в виду.

Одним из этих людей могла быть мисс Партридж. Книга свырванными страницами была, как — никак, найдена здесь в доме. А Агнес, которойи в голову бы не пришло ее заподозрить, могла быть убита как раз своей добройсоветчицей. Нет, Партридж из круга подозреваемых исключать нельзя.

Но кто второй?

Может быть, кто-то, с кем я незнаком? Миссис Клит, которуювсе здесь терпеть не могут и подозревают в занятиях черной магией?

Я закрыл глаза и представил в своем воображении поочереднокаждого из четырех так непохожих друг на друга людей. Может быть, этозастенчивая, хрупкая, крохотная Эмили Бартон? Что говорит против нее? Невеселаяжизнь, проведенная с раннего детства в послушании и самоотречении? Избытокжертв, которую от нее требовали? Ее панический страх перед разговорами обовсем, что «некрасиво и неприлично»? Может, это признак того, что в душе онавыбирает именно такие темы? Кажется, я становлюсь заправским фрейдистом. Явспомнил, как один врач рассказывал мне, что можно услышать от сентиментальныхстарых дев, когда они начинают приходить в себя после наркоза:

— Ты бы только услышал! Никогда бы не подумал, что онивообще могут знать такие слова!

Эме Гриффит?

Она определенно не из людей с комплексами и «внутреннимизапретами». Веселая, бодрая, немного мужеподобная. Живет интенсивной, полнойжизнью. И все-таки миссис Калтроп сказала о ней: «Бедняжка!»

Было тут еще что-то.., какое-то воспоминание. А, вот оно.Оуэн Гриффит сказал когда-то что-то вроде: там, на севере, где у меня былараньше практика, тоже ходили анонимные письма.

Может, и тогда это было делом рук Эме Гриффит? Да нет, этослучайность. Случайность, что анонимки дважды появлялись там, где она жила.

Стоп — ведь автора этих писем тогда нашли. Это была какая-тошкольница. Гриффит же говорил об этом.

Мне внезапно стало холодно — наверное, сквозняк из окна. Язавертелся в неудобном кресле. Почему это вдруг мне стало так не по себе?

Будем рассуждать дальше… Эме Гриффит? Что, если это былаЭме, а не та школьница? Что, если Эме тогда еще начала свои штучки? И ОуэнГриффит потому и выглядел таким несчастным и измученным. Он что-то подозревал.Да, подозревал…

Мистер Пай? Тоже не слишком милый человек. Я вполне мог себепредставить, как он со своей усмешечкой проводит все эти рейды…

А эта записка в блокноте у телефона — почему я все время оней думаю? Гриффит и Джоан — он влюбился в нее, но записка не выходит у меня изголовы не поэтому. Тут что-то другое…

Кресло словно бы начало покачиваться, глаза слипались. Я,как идиот, повторял:

— Нет дыма без огня… Нет дыма без огня… Вот оно.., всесвязано друг с другом…

А потом я шел по улице с Миген. Мимо нас прошла ЭлсиХолланд. На ней было белое подвенечное платье с фатою, и люди шептались:«Наконец-то она выходит за доктора Гриффита. Они ведь уже много лет былиобручены…»

Потом все мы очутились в церкви, где каноник Калтроп служилкатолическую мессу.

Посреди обряда вдруг откуда-то появилась миссис Калтроп иэнергично выкрикнула: «Этому надо положить конец, говорю вам. Этому надоположить конец!»

Несколько мгновений я не мог понять — сплю я или бодрствую.Потом в голове прояснилось и я понял, что сижу в кресле на вилле «Розмарин», амиссис Калтроп, вошедшая через французское окно, стоит передо мной и быстро,нервно повторяет:

— Говорю вам, этому надо положить конец!

Я вскочил.

— Прошу прощения. Боюсь, что я вздремнул. О чем выговорите?

Миссис Калтроп с силой ударила кулачком по ладони другойруки.

— Этому надо положить конец! Анонимки! Убийство! Нельзяпродолжать спокойно жить дальше, когда ни в чем неповинных детей вроде АгнесУодл убивают!

— Согласен, — сказал я. — Но как мы можемэтому помешать? Что вы предлагаете?

— Надо что-то сделать! — крикнула миссис Калтроп.Я улыбнулся, может быть чуть — чуть свысока:

— А что, по-вашему, мы должны сделать?

— Выяснить как-то все это! Недавно я говорила вам, чтонаш городок неспособен на преступление. Я ошибалась. Способен!

Я почувствовал досаду.

— Разумеется, — сказал я не то чтобы спреувеличенной вежливостью. — Но что вы хотите сделать?

— Само собою, покончить с этим.

— Полиция делает все, что может.

— Наверное, не все, если вчера смогли убить Агнес!

— Вы можете предложить что-то лучше?

— Я-то не могу. Понятия не имею, потому и хочупригласить знатока.

Я покачал головой.

— Ничего не выйдет. Скотланд Ярд возьмет дело, толькоесли его попросит об этом начальник полиции графства. И они послали нам ужеГрейвса.

— Я имела в виду знатока иного сорта. Не эксперта,который разбирается в анонимных письмах и убийствах. Я имею в виду человека,разбирающегося в людях. Что вы на это скажете? Нам нужен кто-то, знающий все очеловеческой злобе.

Выглядело все это исключительно странно, но какая-то крупицаправды тут была.

Прежде чем я успел что — либо ответить, миссис Калтроп,кивнув мне, конфиденциально прошептала:

— Я как раз иду уладить это, — и вышла.

Следующая неделя, как мне кажется, была самой странной вмоей жизни. У меня было ощущение, что все это какой-то кошмарный сон без следовреальности.

На предварительном слушании дела о смерти Агнес Уодл былвесь Лимсток. Никаких новых фактов не выяснилось и единственно возможноерешение гласило: «Убита неизвестным преступником или преступниками».