— А Владик им совсем не помогает?

— Не знаю, — вдруг сказал Сергей с раздражением, — что-то тывсе у меня выспрашиваешь? Может, ты все-таки аферист?

— Да не аферист я! — возразил Кирилл с умеренной досадой. —Просто я все время боюсь попасть впросак. Я же ничего не знаю про вашихродственников, а с Настей мне даже поговорить некогда. Вот где она сейчас? А?

— На кухне, скорее всего. С мамой и Мусей, — Муся былапомянута необыкновенно нежным тоном.

— Вот именно. Не пойду же я к ним с вопросами! Твоя матушкатогда меня моментально вышлет на сто первый километр.

— Это уж точно, — согласился Сергей, — вышлет.

— А что это Владик рассказывал про то, что бабушка дедаотравила?

— Да не знаю я! Он вообще все время врет. И потом, емунравится «эпатировать публику». Он так и говорит. Он сюда из города навелосипеде приехал. И не потому что спортсмен, а потому что машины у него нет,а на электричке ездят одни плебеи и уроды.

Значит, не аэроплан и не подводная ложа, а всего лишьвелосипед. Поэтому Кирилл ничего и не слышал.

В окне, мимо которого они проходили, вдруг показалась головаНины Павловны, которая громко закричала:

— Дима!!

Кирилл сильно вздрогнул и посмотрел наверх.

— Дима!!!

— Димы нет, — сказал Кирилл вежливо, и тут уж вздрогнулаНина Павловна. Она посмотрела на них сверху вниз и отдала распоряжение:

— Сережа, немедленно найди дядю Диму. Вчера он забыл вмашине молоко.

— Он не забыл, — сказал Сергей, — я его на крыльцо поставил.

— Дядю Диму? — удивился Кирилл.

— Тетя Нина! — откуда-то с другого конца дома завопилаНастя. — Молоко в холодильнике на террасе, я же маме сказала!

Тетя Нина в окне немного помолчала и скрылась и уже в домеприглушенно заговорила:

— Юля, молоко в другом холодильнике, как же ты не помнишьничего!..

— Я ничего не помню, потому что его из машины доставала нея!..

— Ну все, — сказал Сергей, морщась, — наши мамаши на однойкухне — это конец света. И Мусе сейчас попадет.

— А где у вас книги? — быстро спросил Кирилл, чтобы Сергейне вспомнил про скамейку и не заставил его искать какое-нибудь «не слишкомгнилое бревно». — Я бы взял почитать что-нибудь.

— Пойдем, я покажу, — сказал Сергей охотно, — вот чего вэтом доме полно, так это книг.

По мавзолейному коридору, полному сухих цветов и круглыхстоликов, они прошли в глубину дома, миновав кухню, на которой ссорились НинаПавловна и Юлия Витальевна.

— Проходи.

Высокая дверь величественно приоткрылась, и они оказались вгостиной, в которую Кирилл мельком заглядывал в свой первый приезд в этот дом.Почему-то в гостиной было темно, как в пещере. Толстые шторы, не сходившиеся насередине, пропускали внутрь узкие горячие лучи, которые ломтями резалиполумрак, и все это напоминало католический собор в Риме. В довершение картиныв полумраке обнаружились и две послушницы — одна сидела в кресле, укутав ногиклетчатым пледом, хотя в комнате было очень душно, а вторая подле нее на стуле,деревянно выпрямив тощую спину. Та, что была в кресле, говорила:

— …почти всю ночь. Сердце давило ужасно. Так мучитьсяневозможно, лучше уж умереть. Вот бы все обрадовались!

— Что ты говоришь, мама! — вяло протестовала вторая. — Такговорить нельзя.

— Знаю, знаю, все вы только и ждете моей смерти. Ничего,немного осталось. Скоро всех освобожу. Ты что, думаешь, я не знаю, как я тебенадоела! Ты-то небось больше всех обрадуешься! Ты меня ненавидишь с тех пор,как отец ушел. Ненави-и-идишь!

— Что ты говоришь, мама!

— Ты мне все простить не можешь, что я тебя тогда непустила! Да если б я тебя пустила, ты бы сейчас была развратница, хужеАнастасии, которая привезла любовника, как только из дома гроб вынесли, и набабкиных костях с мужиком валяется. Да она тут бордель еще устроит, домсвиданий, вот сестрица моя с того света поглядит, что в ее доме делается,узнает, как дома соплячкам оставлять.

— Хватит, мама.

Клетчатая туша колыхнулась в кресле.

— Да я для тебя, дуры, стараюсь! Только о тебе и думаю,только и хочу, чтобы ты ничем себя не запятнала, чтобы бог тебе простил всетвои грехи, а ты…

Кирилл и Сергей вдруг переглянулись, как будто им обоимстало стыдно подслушивать, хотя слушали жадно и внимательно, и Сергей сказалфальшиво-веселым бодрым тоном:

— Что это вы в темноте сидите? На улице так тепло. Сонь, вышлибы на улицу.

— У меня аллергия на солнце, — объявила тетя Александра, — уменя всю жизнь очень, очень нежная кожа. Соня, мне пора принять мочегонное.Принеси из пакета, знаешь, где у меня лекарства.

— Мочегонное на ночь примешь, мама.

— Нет, сейчас! До ночи у меня почки откажут. Соня, принесисейчас же!

Сергей посмотрел на Кирилла. Ему было стыдно так, что дажеуши засветились в темноте.

— Такие препараты просто так не принимают, мама.

— Соня, мне нужно выпить мочегонное. Сейчас же. Я лучшезнаю, что мне нужно.

— А хотите слабительного? — предложил Кирилл. — В некоторомсмысле вполне заменяет мочегонное и главное — эффект. Эффект удивительный.

Не выдержав, Сергей осторожно хихикнул, Соня осталасьбезучастной, а тетя Александра стала медленно, но неумолимо подниматься изкресла — как гора.

— Вон!!! — завизжала она, поднявшись, и Кирилл попятился. —Вон отсюда! Соня, воды мне!! У меня инсульт! Где Наська?! — От злости онабрызгала слюной и плохо выговаривала отдельные звуки. — Наська где?! Чтобы сиюминуту… даже духу не было… милиция… бандиты…

— Мама, успокойся. Уходите отсюда сейчас же! Сергей, зачемты его привел?!

— Мы вообще-то в библиотеку шли, — пробормотал перепуганныйСергей, подвигаясь к двери, другой, не той, через которую они вошли, —простите, тетя.

— Соня, воды, воды мне!!! И милицию… и Наську….

— Мы должны идти, — сказал Кирилл, как будто черт тянул егоза язык, — мы только что узнали, что у нас назначена другая встреча. Было оченьприятно.

Сергей сильно дернул его за руку, так что почти втащил засобой, Кирилл от неожиданности чуть не упал, и Сергей захлопнул тяжелую дверь,вовсе не предназначенную для такого непочтительного захлопывания.