Затрещали кусты, как будто ломился кабан, раздалсяудивленный присвист и снова треск.

Даже не оборачиваясь, Кирилл Костромин знал совершенноточно, что навестить его за работой пришел знаток Ближнего Востока.

— Вот это да! — сказал Сергей. — Пока мы там трепались, выуже все сделали!

Он подошел и присел на обновленную лавочку рядом с Кириллом.

— Где это вы так научились скамейки ремонтировать?

Не отвечая, Кирилл дотянулся до своей майки и набросил ее наплечи.

— По-хорошему бы надо еще столбы поменять, — сказал он тономдеревенского плотника, — вы не знаете, здесь есть какое-нибудь не слишкомгнилое бревно?

— Понятия не имею, — ответил Сергей удивленно, как будтоКирилл спрашивал его, не зарыт ли где-нибудь в саду самогонный аппарат. Кириллвздохнул.

— А у кого спросить?

— У Насти, наверное. Или у дяди Димы. Настя тут все знает, адядя Дима каждой весной в саду копается, чистит, листья сгребает. Бабушка нелюбит никаких грядок. Не любила то есть. Она любила, чтобы был простор, трава,старые деревья. Весной чтобы сирень цвела, летом пионы, а осенью астры. ЗосяВацлавна тоже в саду часто копалась, а я — нет. Я больше по книгам.

— Вам бабушка книги оставила?

— Да. Она смешная была. Думала, что они мне пригодятся длянаучной работы.

Кирилл потушил сигарету. Сергей сам заговорил о том, чтоочень интересовало Кирилла, и этим нужно было пользоваться.

— Пойдемте в дом, спросим у Насти про бревно.

— Слушайте, Кирилл, — вдруг начал Сергей решительно, — яхочу вас спросить. Бабушке вы почему-то страшно не нравились. Вы что? Женаты? Увас куча детей? И вообще говоря, вы кто? Инженер?

— Инженер?

— Ну да. Вы же физматшколу заканчивали.

— Нет, я не инженер.

Сергей поднялся с обновленной лавочки и сделал шаг вперед,не давая Кириллу пройти.

— Я понимаю, конечно, что все это не мое дело, и вообще явсегда веду себя глупо, как говорит моя матушка, но я хотел бы знать, что у васс Настей? Она моя сестра, и я…

— У меня нет детей и жены тоже, — сказал Кирилл. Несмотря нато, что объяснение под кустом сирени напоминало сцену из романа, он испытывалуважение к бледному арабисту и не хотел ему грубить.

— Тетя Александра все утро повторяет, что вы гоняетесь заНастиным домом и вообще аферист.

— Я не аферист. У меня… бизнес, и я вполне самостоятельныйчеловек. Думаю, что пока рано бить мне морду. Когда будет пора, я скажу.

Несколько секунд они смотрели друг на друга, а потом Сергейулыбнулся.

— Очень глупо, — сказал он, и скулы у него покраснели. —Ужас. Фу.

— Давайте на «ты», — предложил Кирилл, — так проще. Тольконе надо никаких сокращений от моего имени.

— Ладно, — согласился Сергей осторожно. — На «ты» так на«ты».

Кирилл Костромин был на «вы» почти со всеми из своегоокружения. Ему нравилось чувствовать себя как бы на некотором отдалении отостальных. Непонятно было, почему ему захотелось быть на «ты» с совершенночужим человеком.

— Насте сейчас хуже всех, — сказал Сергей задумчиво, — онабыла ближе всех к бабушке и… переживает ужасно. Бабушка всех нас любила,конечно, но Настю особенно.

Это мы уже слыхали, подумал Кирилл.

— Если остальных любила, почему же все Насте оставила?

— Как — все? — не понял Сергей. — Она ей дом оставила,потому что ей жить негде. Матери квартиру, Соне…

— Да, бриллианты, — перебил Кирилл, — а что это она так кювелиру заторопилась? Бриллианты оценить непросто, это целое дело. Особенностаринные. А она моментально отнесла их куда-то, сказала, что продаст. Она что,на бабушку из-за матери сердита?

— А черт их разберет, — вдруг резко сказал Сергей, — я в ихжизни ничего не понимаю. Пока был дядя Боря, все было хорошо. Он у нас большойначальник был.

— И он тоже начальник?

— А кто еще начальник?

— Ну… дед. Волховстрой, генерал и все такое.

— А-а, — протянул Сергей, — деда никто из нас не помнит, яимею в виду детей, а дядя Боря ушел от тети Александры всего лет десять назад.Он был партработник. Черная «Волга» у него была, водитель, дача, квартира наНевском, все как положено. А он возьми да и брось супругу и детей, да и женисьна секретарше. Тетя Александра тогда, по-моему, и свихнулась окончательно. Тоесть она, конечно, всегда чокнутая была, но дядина выходка ее подкосила.

— В каком смысле чокнутая?

— Ну, она всех нас воспитывала в духе марксизма-ленинизма,всегда делала всем внушения, даже бабушке, хотя бабушка никакого марксизмаотродясь не признавала. Мы, по ее мнению, должны были много трудиться на благо,во имя и так далее, а Влад с Сонькой у нее только в заграничных шмотках ходилии у папаши из буфета джин воровали, и мы его потом все вместе так шикарно пилииз рюмок. Нам, идиотам, даже в голову не приходило, что его надо водойразбавлять или чем там? Тоником, что ли?

— Тоником, — подтвердил Кирилл.

— Влад был в десятом классе, когда его за фарцовку чуть подсуд не отдали, насилу дядя Боря кого-то уговорил. Он все же был не первыйсекретарь обкома…

— А потом?

— А потом он ушел, из квартиры они съехали в какую-токоммуналку, дачи не стало, заказов не стало, ателье не стало, ничего не стало.Тетя Александра никогда в жизни не работала, а жить на что-то надо было. Онапопыталась у бабушки просить, а та ей отказала. Я подробностей никаких не знаю,но вроде бы бабушка ей сказала, что она не инвалид и не многодетная мать,вполне может сама себя прокормить, а Соне с Владиком обещала помогать и насамом деле помогала. До самого последнего времени. Не зря она Соне ожерельезавещала. Она очень ей сочувствовала.

— Почему?

Сергей пожал плечами:

— Ну как — почему? Потому что Соньке, после того как дядяБоря исчез, хуже всего пришлось. Тетя Александра, конечно, ни на какую работуне пошла, а Сонька стала спасать семью — медицинский бросила, устроиласьмедсестрой в больницу на две ставки и еще уборщицей. Домой сутками неприходила. Ухаживала за самыми тяжелыми, за которых никто не брался, — заденьги, конечно. Ну и содержала и мать, и Владика отчасти. Бабушка ей какие-товещи покупала, я ни разу не видел, чтобы она носила. То ли у нее все тетя Александраотбирает, то ли она сама не хочет, но работает она с утра до ночи, а потомсидит возле матери, даже глаз не поднимает. Как монашка. Ну, ты же сам утромвидел!